МАСЛО, ПОДЛИТОЕ В ОГОНЬ
Вера сбегала домой и принесла Наполеону два бараньих мосла. Мослы были здоровенны. Они имели таинственное сходство с турецкими барабанными палками.
Хороши были мослы, мозговиты, но даже не глянул на них Наполеон.
Устал недопёсок Наполеон Третий. Слишком уж много пережил он за сегодняшний день. Болела шея, нарезанная верёвкой, поблёк, потускнел драгоценный мех, набилась в боярскую шубу мотоциклетная грязь, припорошила сенная труха и песок из барсучьей пещеры. Не имел уже Наполеон царственного вида, увял, как увял закавказский лимон на окошке слесаря Серпокрылова.
Что поделаешь? Ведь если б даже Жар-Птице пришлось ночевать в барсучьей норе, бежать от мотоциклистов, кусаться с дворняжками, небось и она потускнела бы. А если б заперли её в кроличью клетку да сунули б под нос две бараньи барабанные палки, что сказала б тогда она?
«Ну вас всех к чёрту!» – вот что бы сказала Жар-Птица.
– Ешь, Тишенька, ешь, – уговаривала Вера, подсовывая недопёску кости.
Прибежал Коля Калинин, притащил из дому какой-то сушёной ерунды, вроде окуней, стал подкидывать в клетку.
– Оставьте его в покое! – послышалось из-за школьного забора. – Не видите, что ли, он устал!
– Да ладно! – закричал Коля, нехорошо подражая Белову и Быкодорову. – Тебя не спросили. Иди в свои ясли.
Вера искоса только глянула на офицерскую фуражку и промолчала. Она понимала, что камень давно уж сорвался с горы, рухнул в пропасть.
– Он у вас подохнет.
– Что ты всё ругаешься, Серпокрылыч, – мягко сказала Вера. – Помоги нам, покорми Тишу.
– Он устал. Сейчас есть не станет, а завтра я наловлю мышей.
– Разве песцы едят мышей?
– Что он, кошка, что ли? – неумно засмеялся Коля Калинин.
– Вот и видно – ни черта не смыслите. И лисы, и песцы едят мышей. Они мышкуют.
Погрубел дошкольник Серпокрылов. Без уважения глядел на Веру Меринову. И слово удивительное «Серпокрылыч» пролетело мимо его ушей, как ласточка мимо берёзы.
– Мышей-то я ему наловлю, – продолжал дошкольник. – А завтра – тю-тю! – увезут нашего Фильку на звериную ферму. Разве ж это честно? К вам на двор он сам прибежал. Значит, он ваш.
– Он государственный, – ответила Вера.
– Ничего подобного. Он к вам сам прибежал. Значит, он теперь ваш, мериновский.
Разбередил дошкольник душу, и ведь действительно, получалось что-то не то: они спасали песца, отнимали его у дядя Миши, а теперь отдавать? Задумалась Вера, а дошкольник усмехнулся и посыпал раны солью:
– Да что мы, сами, что ль, его не воспитаем? Наловим мышей, выкормим, вырастим. А живёт он пускай у Пальмы Мериновой или у меня.
– И у меня можно, – вставил Коля.
– Да пускай он живет по очереди, – обрадовался дошкольник, – сегодня у Пальмы с Веркой, завтра у меня, а там у Кольки.
– Ну нет, – сказала Вера. – У нас ему будет спокойней.
– Да пускай живёт у кого угодно. Главное – на ферму его не отдавать!
Разгорался понемногу огонь в душе Веры Мериновой и в глазах Коли Калинина. Серьёзно поглядела Вера на дошкольника, прежде она никогда так на него не смотрела.
– Не отдадим, – твёрдо вдруг сказала она. – Ты молодец, Серпокрылыч.
На этот раз ласточка покрутилась над берёзой да и нырнула прямо туда, куда надо. Дошкольник поймал эту ласточку, улыбнулся и подлил ещё немного масла в огонь.
– А что на ферме, – сказал он, – там его в клетку посадят, а потом воротник сделают!
