Юрий Коваль. Сказка про Катьку
СКАЗКА ПРО КАТЬКУ
Утром Лёля встала пораньше, чтоб поглядеть на козу.
Катька-коза стояла в чулане, трясла бородой и жевала что-то.
– Кать, Кать, – сказала Лёля. – На' хлебушка… на' мякиша…
– Мнэ-э-э-э… мнэ-э-э-э… – сказала Катька и схватила мякиш с Лёлиной ладони.
Лёля погладила рога. Крепкие да костяные, витые и длинные – удивительные были эти рога. Лёля вообще-то раньше никого, конечно, за рога не трогала, а тут вдруг трогает. Приятно. Крепкие да костяные, витые и длинные – они были ещё и тёплые.
«Тёплые», – подумала Лёля.
– Кать, Кать, хочешь картошечки печёной?
– Мнэ-э-э-э… – сказала Катька.
Ясно было, что картошечки она хочет.
Катька, как вскоре выяснилось, хотела всё, а когда Лёле нечего ей стало давать, Катька поднялась на задние ноги, а передними ударила изо всех сил в чуланную перегородку. В тесовую.
Перегородка дрогнула.
Катьке это понравилось, и она ударила другой раз.
Перегородка задрожала, а Катька разогналась и теперь грянула по доскам рогами.
На грохот явился дед Игнат. Кряхтя и ворча, привязал он на шею козе крепкую верёвку, вывел Катьку на улицу.
В том самом месте, где стояли когда-то снежные часы, дед вбил в землю кол, привязал к нему верёвку.
Дед ушёл обратно в школу, а Лёля глядела на Катьку и вдруг поняла, что теперь у неё есть новые часы, весенние. Тень от столба показывала часы, а Катька, которая ходила вокруг него на верёвке, показывала минуты.
Но Катька, конечно, не думала ни о каких минутах. Она думала только о траве и с каким-то особенным козьим хрустом жевала её. Тут набежали на пришкольную поляну полыновские ребятишки.
Они запрыгали от радости, что увидели живую козу.
– О-го-го! – кричали они. – Чёрт на верёвке!
– С бородою!
– С рогами!
– Давай скакать вокруг.
И они принялись скакать вокруг Катьки.
– Это коза, – объясняла Лёля, – вроде маленькой коровки.
Но голос её тонул в скакательном крике.
Между тем Катька на мальчишек никакого внимания не обращала. Она внимательно щипала траву, обходя циферблат солнечных часов.
Мишка-солдатик с Ефимкой Киреевым подобрались к ней поближе. Ефимка встал вдруг на четвереньки и полез к Катьке, как будто хотел её забодать.
– Бодай её, Ефимка! – кричал Мишка.
Глупый Ефимка подполз поближе, и тут Катька подняла голову и увидела его. Она глядела на него задумчиво и жевала траву. А потом наклонила голову и прямо с места ударила Ефимку рогами в лоб.
Бедного Ефимку оттащили к колодцу и долго поливали ему голову весеннею ледяной водой. Но, конечно, на лбу у него всё равно выросла эдакая фигурная и витая, бесконечно козлиная шишка.
А вот Ваня Антошкин Катьку очень стеснялся. Он даже старался ей угодить. Сорвёт лопушок и несёт Катьке:
– Кать, Кать, на' лопушка сладенького.
– Мнэ-э-э-э, – говорила Катька и глядела на Ванечку золотым своим глазом. Ей Ванечка почему-то очень нравился.
Сжуёт лопушок, начнёт Ванечке ладонь лизать шершавым языком и снова говорит:
– Мнэ-э-э.
И Ванечка несёт ей новый лопушок, нежёваный. И Лёля и Ванечка иногда отвязывали Катьку и шли с нею по деревне гулять. Катька на верёвке, а за нею Лёля и Ванечка. Встречные ребятишки и даже взрослые издали кланялись:
– Здравствуй, Лёля, – говорили они, – мир козе твоей, Катьке.
– Мир вам! – отвечала Лёля. – И скоту вашему, и коровам, и овцам.
И Катька ходила по деревне спокойно, иногда только останавливалась там, где была особо сладкая травка.
А однажды вот что случилось. Лёля и Ванечка зазевались, заговорились. Катька дёрнула верёвку, вырвалась у них из рук и вдруг прыгнула через забор да пошла топтать чужой огород. Пока Лёля с Ванечкою перелезали через забор, Катькин и след простыл.
Долго бегали они по деревне и вдруг услышали знакомый голос:
– Мнэ-э-э… Мнэ-э-э…
Голос слышался откуда-то сверху, с неба.
А Катька стояла на крыше сарая! Да ещё какого сарая! Того самого, где лавочник Чернов бакалею держал.
Кое-как сманили Катьку вниз, приманили её лопушком да хлебным мякишем.
И тут наконец зацвела сирень.
Катька-коза стояла в чулане, трясла бородой и жевала что-то.
– Кать, Кать, – сказала Лёля. – На' хлебушка… на' мякиша…
– Мнэ-э-э-э… мнэ-э-э-э… – сказала Катька и схватила мякиш с Лёлиной ладони.
Лёля погладила рога. Крепкие да костяные, витые и длинные – удивительные были эти рога. Лёля вообще-то раньше никого, конечно, за рога не трогала, а тут вдруг трогает. Приятно. Крепкие да костяные, витые и длинные – они были ещё и тёплые.
«Тёплые», – подумала Лёля.
– Кать, Кать, хочешь картошечки печёной?
– Мнэ-э-э-э… – сказала Катька.
Ясно было, что картошечки она хочет.
Катька, как вскоре выяснилось, хотела всё, а когда Лёле нечего ей стало давать, Катька поднялась на задние ноги, а передними ударила изо всех сил в чуланную перегородку. В тесовую.
Перегородка дрогнула.
Катьке это понравилось, и она ударила другой раз.
Перегородка задрожала, а Катька разогналась и теперь грянула по доскам рогами.
На грохот явился дед Игнат. Кряхтя и ворча, привязал он на шею козе крепкую верёвку, вывел Катьку на улицу.
В том самом месте, где стояли когда-то снежные часы, дед вбил в землю кол, привязал к нему верёвку.
Дед ушёл обратно в школу, а Лёля глядела на Катьку и вдруг поняла, что теперь у неё есть новые часы, весенние. Тень от столба показывала часы, а Катька, которая ходила вокруг него на верёвке, показывала минуты.
Но Катька, конечно, не думала ни о каких минутах. Она думала только о траве и с каким-то особенным козьим хрустом жевала её. Тут набежали на пришкольную поляну полыновские ребятишки.
Они запрыгали от радости, что увидели живую козу.
– О-го-го! – кричали они. – Чёрт на верёвке!
– С бородою!
– С рогами!
– Давай скакать вокруг.
И они принялись скакать вокруг Катьки.
– Это коза, – объясняла Лёля, – вроде маленькой коровки.
Но голос её тонул в скакательном крике.
Между тем Катька на мальчишек никакого внимания не обращала. Она внимательно щипала траву, обходя циферблат солнечных часов.
Мишка-солдатик с Ефимкой Киреевым подобрались к ней поближе. Ефимка встал вдруг на четвереньки и полез к Катьке, как будто хотел её забодать.
– Бодай её, Ефимка! – кричал Мишка.
Глупый Ефимка подполз поближе, и тут Катька подняла голову и увидела его. Она глядела на него задумчиво и жевала траву. А потом наклонила голову и прямо с места ударила Ефимку рогами в лоб.
Бедного Ефимку оттащили к колодцу и долго поливали ему голову весеннею ледяной водой. Но, конечно, на лбу у него всё равно выросла эдакая фигурная и витая, бесконечно козлиная шишка.
А вот Ваня Антошкин Катьку очень стеснялся. Он даже старался ей угодить. Сорвёт лопушок и несёт Катьке:
– Кать, Кать, на' лопушка сладенького.
– Мнэ-э-э-э, – говорила Катька и глядела на Ванечку золотым своим глазом. Ей Ванечка почему-то очень нравился.
Сжуёт лопушок, начнёт Ванечке ладонь лизать шершавым языком и снова говорит:
– Мнэ-э-э.
И Ванечка несёт ей новый лопушок, нежёваный. И Лёля и Ванечка иногда отвязывали Катьку и шли с нею по деревне гулять. Катька на верёвке, а за нею Лёля и Ванечка. Встречные ребятишки и даже взрослые издали кланялись:
– Здравствуй, Лёля, – говорили они, – мир козе твоей, Катьке.
– Мир вам! – отвечала Лёля. – И скоту вашему, и коровам, и овцам.
И Катька ходила по деревне спокойно, иногда только останавливалась там, где была особо сладкая травка.
А однажды вот что случилось. Лёля и Ванечка зазевались, заговорились. Катька дёрнула верёвку, вырвалась у них из рук и вдруг прыгнула через забор да пошла топтать чужой огород. Пока Лёля с Ванечкою перелезали через забор, Катькин и след простыл.
Долго бегали они по деревне и вдруг услышали знакомый голос:
– Мнэ-э-э… Мнэ-э-э…
Голос слышался откуда-то сверху, с неба.
А Катька стояла на крыше сарая! Да ещё какого сарая! Того самого, где лавочник Чернов бакалею держал.
Кое-как сманили Катьку вниз, приманили её лопушком да хлебным мякишем.
И тут наконец зацвела сирень.