С Тростинкой Дуб однажды в речь вошёл. «Поистине, роптать ты вправе на природу, — Сказал он, – воробей, и тот тебе тяжёл. Чуть лёгкий ветерок подёрнет рябью воду, Ты зашатаешься, начнёшь слабеть И так нагнёшься сиротливо, Что жалко на тебя смотреть. Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво, Не только солнца я препятствую лучам, Но, посмеваяся и вихрям и грозам, Стою и твёрд и прям. Как будто б ограждён ненарушимым миром: Тебе всё бурей – мне всё кажется зефиром. Хотя б уж ты в окружности росла, Густою тению ветвей моих покрытой, От непогод бы я быть мог тебе защитой; Но вам в удел природа отвела Брега бурливого Эолова владенья: Конечно, нет совсем у ней о вас раденья». «Ты очень жалостлив, – сказала Трость, в ответ, — Однако не крушись: мне столько худа нет. Не за себя я вихрей опасаюсь; Хоть я и гнусь, но не ломаюсь: Так бури мало мне вредят; Едва ль не более тебе они грозят! То правда, что ещё доселе их свирепость Твою не одолела крепость И от ударов их ты не склонял лица; Но – подождём конца!» Едва лишь это Трость сказала, Вдруг мчится с северных сторон И с градом и с дождём шумящий аквилон. Дуб держится – к земле Тростиночка припала. Бушует ветер, удвоил силы он, Взревел – и вырвал с корнем вон Того, кто небесам главой своей касался И в области теней пятою упирался. [2]
