Поймала Кошка Соловья, В бедняжку когти запустила И, ласково его сжимая, говорила: «Соловушка, душа моя! Я слышу, что тебя везде за песни славят И с лучшими певцами рядом ставят. Мне говорит лиса-кума, Что голос у тебя так звонок и чудесен, Что от твоих прелестных песен Все пастухи, пастушки – без ума. Хотела б очень я сама Тебя послушать. Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям; Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать, Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дам, И отпущу гулять по рощам и лесам. В любви я к музыке тебе не уступаю. И часто, про себя мурлыча, засыпаю». Меж тем мой бедный Соловей Едва-едва дышал в когтях у ней. «Ну, что же? – продолжает Кошка, — Пропой, дружок, хотя немножко». Но наш певец не пел, а только что пищал. «Так этим-то леса ты восхищал! — С насмешкою она спросила. — Где ж эта чистота и сила, О коих все без умолку твердят? Мне скучен писк такой и от моих котят. Нет, вижу, что в пенье ты вовсе не искусен: Всё без начала, без конца. Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!» И съела бедного певца — До крошки.
Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою? Худые песни Соловью В когтях у Кошки. [141]