- Я еще не сломала, мама. Я только погнула там железки. Я выпрямлю... и отнесу дедушке Никичу.
- А потом возьмешь какую-нибудь другую вещь и опять не подумаешь о том, что она сделана чьими-то руками...
- Нет, я подумаю. Я теперь всегда буду думать, - торопится уверить Динка.
Мама грустно смотрит на нее:
- Это только одно плохое, Дина... А другое плохое, что ты не жалеешь сестру, но любишь ее.
- Я люблю, но забываю, что нельзя шуметь.
- Чтобы помнить об этом, надо жалеть. Ты же знаешь, что, если Алина расплачется, ее трудно успокоить. А потом у нее так разболится голова, что я всю ночь сижу у ее постели... Так неужели тебе какая-нибудь игрушка дороже сестры? - с болью спрашивает мать.
- Ох, нет... мамочка, нет... - с испугом бормочет Динка. Перед ней встает бледное лицо Алины с компрессом на голове. - Ох, нет, нет... - бессвязно повторяет она в ужасе от того, что могло бы случиться.
- Помни же об этом. Жалей ее, Диночка, - с тихой просьбой говорит мать.
Когда они обе успокаиваются, Динка вспоминает Катю
- Мама... я не послушалась и ушла. Она наказала меня... Я не хочу такого наказания, я хочу другое! - взволнованно говорит Динка.
- Взрослые не спрашивают у детей, какое наказание им больше нравится. Взрослые имеют право наказывать так, как считают нужным, Дина. Катя прощает тебе многое, но если уж случилось так, что она наказала тебя, то ты не смела ослушаться, Дина, Ты могла попросить у нее прощения, это другое дело. Но ты не попросила прощения, ты просто ушла. Разве ты не наша девочка, а чужая? Чужую Катя не будет наказывать, чужая девочка может не послушаться, у нее есть своя тетя. Но ты ведь наша девочка, Дина? - строго и удивленно спрашивает мать.
- Я наша, - спешит заверить Динка, чувствуя в маминых словах скрытую угрозу потерять свою маму, тетю, свой дом... Стать чужой девочкой так страшно! - Я наша девочка. Я буду слушаться, я только, мамочка, так прошу... Если Катя согласится и ты согласишься, можно просто вам побить меня сколько вы хочете, а потом пускай я хожу, гуляю... - робко предлагает она.
- Побить? - с волнением спрашивает мать. - Это же очень стыдно и страшно, когда взрослый человек бьет ребенка. Это унизительно, Дина! Разве ты можешь себе представить хоть на одну минуту, что я или Катя ударим тебя?
- Конечно, нет, мама. Вы пожалеете, но мне ведь хуже от этого. Я так люблю гулять, мне скучно дома. - Динка взмахивает рукой и жалобно добавляет: - Там такой широкий воздух, мама.
- Где там, Дина? Куда ты ходишь одна? Ведь я не позволила тебе уходить далеко от дачи. Я уже говорила с тобой об этом, и если когда-нибудь я узнаю, что ты не послушалась меня...
- Нет-нет! Я слушаюсь, мама! Я не хожу далеко, я совсем. близко, я просто сяду где-нибудь и смотрю. Я сижу на обрыве и смотрю на пароходы, я не на самом краю, а далеко сижу... - поспешно уверяет Динка.
Мать чувствует вдруг безграничную усталость.
- Хорошо, я верю тебе, но ты помни, о чем я тебя просила, - тихо говорит она, проводя рукой по лбу. - А теперь иди, скажи Лине, чтоб давала обедать.
Освобожденная от тяжкого объяснения, Динка мгновенно срывается с места и мчится по дорожке к летней кухне, но ее окликает Катя:
- Дина, подойди сюда!
Она сидит в гамаке с книгой.
- Я не могу. Мне надо сказать Лине, чтоб давала обед? - пробует отказаться девочка.
