Зато хмурое, бородатое лицо отчима с недобрыми волчьими глазами из-под нависших бровей, мальчик помнил хорошо. Малейшее воспоминание о Гордее Лукиче приводило его в трепет и бросало в жар.
Между тем прошло две зимы и лето, а Гордей не появлялся. На второе лето в имение приехали господа; птичница пожаловалась барыне на подброшенного ей сироту. Барыня велела привести мальчика, пожертвовала ему старую шубейку выросшего из нее барчука, валенки с галошами и теплую шапку. Уезжая осенью, она обещала поискать в городе отчима мальчика и освободить птичницу от навязанного ей сироты.
Но Гордей Лукич появился сам. Он успел за это время обжиться, купил баржу и стал возить по Волге товары купцам. Баржа давала немалый доход. Гордей Лукич богател, но управиться одному ему было трудно, работник стоил дорого, и тут-то Гордей вспомнил о Леньке. Рассчитав, что мальчишке уже пошел девятый год и что из него можно сделать себе бесплатного работника, Гордей Лукич неожиданно приехал в деревню. Расспросив по дороге земляков, он узнал, что Ленька крепкий, здоровый и работящий парнишка. Приехал Гордей Лукич под вечер.
Ленька увидел в окно входившего во двор бородатого человека и в ужасе заметался по избе. Птичница выбежала навстречу дорогому гостю. Гордей Лукич, в теплом полушубуе и в валяных сапогах, шагнул в избу. Отряхнув снег и сняв шапку, он ласково сказал:
"За Ленькой своим приехал!"
Ленька забился за печку, замахал руками:
"Никто я ему, никто! Не отдавай меня, тетенька!" Птичница оторопело развела руками:
"Да как же я могу не отдавать? Ведь отец он твой! Благодетель!"
Гордей Лукич нахмурился.
"Собирай парня, некогда мне здесь валандаться! На-ко тебе за кормление!.. - Он бросил на стол трешку и вынул из-за пазухи кусок яркого ситца. - Получай вот!"
Птичница схватила ситец, увязала Ленькины вещи в старый платок и подступила к мальчику. Леньку трясло, как а лихорадке; он не помнил, как надел валенки и подаренную барыней шубку, как попрощался с птичницей.
Гордей Лукич молча оглядел барскую одёжу Леньки и довольно погладил бороду:
"Видать, у барыни выпросила? На тебе еще рубль". Птичница рассыпалась в благодарности и, только когда дверь за Гордеем Лукичом и Ленькой закрылась, выбежала к воротам и, обхватив руками Ленькину голову, заголосила:
"Сиротка ты мой, сироточка..."
"Hv, ну! - отталкивая ее, строго сказал Гордой Лукич. - Не вой! Не на кладбище провожаешь..."
Ленька не сказал ни слова, не оглянулся. В его сердце росла ненависть к людям. Он шел, еле передвигая ноги. Гордей Лукич крепко держал его за руку и тащил за собой. До ямщицкого стана было верст пять. Дорога лежала лесом. Запорошенные ели тонули в глубоком снегу, голые березы потрескивали нарядными белыми ветками, красногрудые снегири прыгали под деревьями. Ранние сумерки окрашивали лес голубоватым светом. Последние деревенские избы остались уже позади, на дороге было пустынно и тихо... Ленька глянул на лес, на оставшуюся вдалеке деревню и, громко всхлипнув, рванулся назад.
Но Гордей больно сжал его руку и с недоброй усмешкой сказал:
"От меня не уйдешь! Я тебе с этих пор хозяин и благодетель! Запомни это!"
Ленька понял, что бежать ему некуда, и, дрожа от страха, молча пошел за ним. Так началась его новая трудная жизнь. И не было в ней дня и часа, когда бы не мечтал он бежать от своего мучителя.
