- Так хоть бы меня предупредили! Хорошо, что я сразу понял, в чем дело!
- Ну, довольно смеяться! Значит, у тебя этот трехсвадебный сервиз! А у нас что с Мариной? - озабоченно сказала Катя.
- Я завтра достану еще денег. Вы подарите ей подвенечное платье! Только уж платье ты, Катюшка, сама не шей... Отдайте кому-нибудь! - серьезно посоветовал брат.
На другой день Катя выехала в город, и обе сестры вернулись вместе, нагруженные покупками.
Сунув свой нос в ворох материй, Динка моментально помчалась в кухню и притащила оттуда Лину.
- Иди, иди! - толкая ее, кричала она. - Мама и Катя тебе всего навезли! Приданое шить будут!
- Батюшки! - всплеснула руками Лина, увидев на столе горы полотна. Неужто и взаправду меня замуж отдаете? - И, припав к плечу Марины, горько запричитала: - Да куда ж я пойду от вас? Как жить буду? Разорвется мое сердце от тоски...
Шитье приданого расстроило Лину. Махнув рукой и надвинув на глаза платок, она ушла к себе и больше не появлялась.
Поздно вечером Марина сама пошла к ней в кухню. До полуночи сидели они вдвоем, вспоминая то далекое счастливое время, когда в первый раз пришла на элеватор Лина в длинном деревенском сарафане, с толстой русой косой.
- Как жить буду? Оторвется листочек от родимой ветки... Покидаю я тебя, моя милушка бесталанная, покидаю и дитятко мое выхоженное... - плакала Лина. И, плача, просила за Динку: - Хуш не ругайте вы ее тута... Ведь и утешить-то без меня некому... Все, бывало, она к Лине своей бежит... Не найти мне теперь вовек спокоя...
- Не плачь, Линочка! Мы всегда будем видеться. Ведь в одном городе живем. А вернется Саша, устроится где-нибудь на место и возьмет к себе Малайку. Будем опять все вместе жить, - успокаивала Марина.
А на террасе с самого утра стучала швейная машинка - Катя шила приданое. Расстроенная и молчаливая Лина ходила по комнатам, собирала детское белье, снимала чехлы, занавески, стирала, штопала, скребла и мыла...
- Вот гляди, Катя, где продукта будет... Да не завози кастрюль-то... Не ставь на шибкий огонь... Кто из вас обедать-то готовить будет... - убитым голосом говорила она.
Марина часто шепталась с Олегом и, задерживаясь в городе, привозила разные свертки... Детям казалось, что наступает какой-то большой праздник, и они с интересом наблюдали эту предпраздничную возню. Приезжал Малайка, торопил со сборами, рассказывал, что он уже выкрестился в русского Ивана и что венчаться они теперь с Линой будут в русской церкви.
Лина слушала, кивала головой, а один раз тихо спросила:
- А ты думаешь ли, Малай Иваныч, каково мне с моей семьей расставаться?
Малайка растерялся, заморгал ресницами:
- Зачим расставаться? Ходить будем, ездить будем... - И, увидев грустные глаза Лины, жалобно запросил: - Лина! Золотой мой, хороший! Что скажешь, все сделаю! На руках таскать буду! Скажешь: ныряй, Малайка, Волгу, - сичас ныряем! Скажешь: вылезай, - вылезаем!
- Чего тебе нырять от меня, Малай Иваныч! Я девица скромная. К мужу буду уважительная. Чего не надо, того не стребую, - с прежней лукавой улыбкой ответила Лина.
Глава тридцать девятая
ТЯЖКОЕ ОДИНОЧЕСТВО
После страшного рассказа Васи Динке стало боязно гулять одной, и до приезда Леньки из города она сидела дома. Слоняясь без дела по саду. или забившись в свою комнату, девочка погружалась вдруг в мрачное раздумье.
