Подняв на утесе самый большой камень, Ленька спрятал под него всю пачку бумаг, присоединив к ней и ту, последнюю, которую вытащил из своего обшлага Степан. Уходя, он тщательно замаскировал спрятанную на обрыве доску и, вспомнив про Динку, глубоко вздохнул:
"Кто знает, когда вернусь... Предупредить бы ее надо..."
Но терять время было нельзя.
"Надо прежде всего повидать Степана и успокоить его насчет бумажек... А если Степан арестован, то тогда..."
Ленька не знал, что тогда... Он все-таки надеялся, что Степан дома, и, не думая уже о Динке, помчался на пароход.
Попасть без билета на первый пароход ему не удалось. Пришлось целый час ждать на пристани. Ослабев от голода и пережитых волнений, Ленька машинально провожал глазами приехавших из города пассажиров. Неожиданно между ними показался Федька. Он шел, потряхивая пустой корзинкой и победоносно сдвинув на затылок старую кепку.
- Федька! - окликнул его Ленька. Он только сейчас вспомнил, что оставил товарища одного на базаре, не объяснив ему ничем своего исчезновения.
Федька удивленно вскинул белобрысые брови и, опасливо оглянувшись по сторонам, подошел к другу. - Удрал? - радостно улыбаясь, сказал он. - А я думал, поймали тебя.
- Кто поймал? - не понял Ленька.
- Да эти, ищейки-то полицейские. Их потом знаешь сколь еще подвалило... Штук пять прошло. Целую канитель развели, а словили только одного. Студента какого-то обшарпанного. Прокрался, что ли...
- Студента? В шинели? С черной кошелкой? - испуганно спросил Ленька.
- Ну да, в шинели. А кошелки я что-то не видел... - Федька пытливо посмотрел в лицо товарища и сочувственно вздохнул. - А ты что ж... Попадался, что ли, им когда... Чего испугался?
- Я не испугался. Просто так побежал. Не люблю полицейских, - хмурясь, ответил Ленька. Ему было страшно и больно за Степана, но спрашивать ни о чем не хотелось.
А Федька, молча переминаясь с ноги на ногу, стоял перед ним, и на белобрысом веснушчатом лице его выражались сомнение и грусть.
- Ты, слышь, Ленька... Если нехорошими делами занялся, это к добру не ведет. Один раз скрадешь да убежишь. А другой раз попадешься... Конечно, с голодухи это... Но только красть - последнее дело. Ворам тюрьма... - тихо закончил он.
Ленька повернул к нему лицо. Оно было светлое, грустное, серые глаза смотрели честно и прямо.
- Ничего сроду не крал я, Федя. И студент тот не крал. Чистые мы люди... А теперь ты скажи, что с рыбой сделал?
- Рыбу? Рыбу я всю продал. За это не беспокойся. И Митричу все сполна отдадим, и выручку пополам поделим! Вот бери! - Федька полез за кошельком.
Но Ленька остановил его:
- Мне не надо. Митричу отдай и себе возьми.
- Ну нет! Вместе ехали. Митричу я отдам, а тебе тоже вот, бери... По десять копеек нам вышло, да еще старик за продажу даст... Бери, Ленька!
Ленька нерешительно взял десять копеек.
- Ну ладно! - сказал он. - А за продажу от Митрича бери себе; я не торговал, я и не возьму.
К пристани подошел пароход, и товарищи расстались. Ленька ехал в город, расстроенный сообщением, что Степана все-таки повели...
"Может, еще где бумажку какую нашли у него? Или обыскать хотят в участке? На улице небось не обыскивают..."
Сойдя с парохода, мальчик бегом побежал по знакомым улицам, но, свернув в переулок, где жил Степан, он умерил шаг и дважды прошел по другой стороне, заглядывая на окно чердака.
