Не придет к забору Ленька, не пойдут они вдвоем на утес... Не пойдет она туда и одна... Осиротеет утес, и вместе с ней будет глядеть он на Волгу: не появится ли пароход "Надежда"...
Знаю, что тебе в думушку вкралося,
Знаю сердца немолчные жалобы...
Не хочу я, чтоб ты притворялася
И к улыбке себя принуждала бы...
поет дядя Лека, и горькие мысли Динки разрастаются. Все самое печальное собирается в ее сердце. Она вспоминает Лину... Уехала, бросила ее Лина... Никому не нужна Динка. Все заняты своими делами. Мышка жалеет Катю... Как сирота живет Динка, некому утешить ее песнями... Нет у нее брата.
Твое сердце болит безотрадное,
В нем не светит звезда ни единая...
доносится из сада... Динка вытирает подолом мокрое лицо и сквозь слезы смотрит, как дядя Лека ласково гладит по голове прильнувшую к нему Катю ..
"Папа! - вдруг вспоминает Динка. - Если б у меня был папа, он так же утешал бы меня..." Но папы нет, и девочке вдруг хочется вскочить, зареветь в полный голос, заорать на весь сад: "Папа!.."
Но в это время Катя поднимает на дядю Леку глаза и улыбается. Свежее, розовое лицо ее, обрызганное, как росой, слезами, кажется Динке нежным и красивым, как цветок. Катя уже не плачет. Катя улыбается; дядя Лека тоже улыбается, и Динка чувствует себя еще более одинокой и брошенной.
Выбравшись из кустов, она с опустошенным сердцем идет в дальний угол сада.
Глава шестьдесят восьмая
ПЕСНЯ-УТЕШИТЕЛЬНИЦА
Динка приходит на утес расстроенная, тихая. Ленька мешает кашу. Девочка усаживается рядом с ним... В ушах ее все еще звенит песня дяди Леки.
- Лень, - говорит она вдруг, - когда я заплачу, утешай меня песней.
- Чего? - вскидывая на нее глаза, удивленно спрашивает Ленька.
Динка тихо и упрямо повторяет свою просьбу.
- Еще что придумаешь[ - усмехается Ленька. - Ты заревешь, а я запою! Цирк!
- Никакого цирка! - с обидой говорит Динка. - Так все братья утешают сестер, а у меня нет брата... И некому меня утешать...
- Как это - некому? - хмурится Ленька. - Я все равно что брат тебе, а ты говоришь: некому! Не ври уж лучше! Но Динка горестно качает головой, и губы ее дрожат.
- Некому мне... петь...
Ленька оторопело смотрит на нее и, бросив ложку в котелок, подсаживается ближе:
- Да чего тебе петь? Вот ведь глупая! Сама глупая и другого человека дураком хочешь сделать!
- Пой мне... - всхлипывает Динка.
- Цирк! Ей-богу, цирк! - с недоумением качая головой, говорит Ленька.
- Пускай цирк... - уже по-настоящему ревет Динка.
- Вот ведь беда! Бедовская беда мне с тобой! Ну, давай буду петь, только молчи! - сердится Ленька.
Динка замолкает и, вытирая слезы, искоса смотрит на своего утешителя.
- "У попа-то рукава-то - батюшки! Ширина-то, долина-то - матушки!" весело выкрикивает Ленька и, усмехнувшись, спрашивает: - Хватит, что ли?
Слезы Динки сразу высыхают, глаза загораются злыми огоньками.
- Ты совсем не то поешь! Просто как дурак какой-нибудь! - сердито кричит она.
- Ну вот! Теперь злишься, а сама ведь сказала: "Я буду реветь, а ты пой!" - хохочет Ленька.
- "Сказала, сказала"! Зачем мне про попа какого-то. Надо вот какую песню...
Она вытирает ладонью глаза и, глубоко вздыхая, старается войти в настроение другой песни.
- Сейчас... только отозлюсь, - тихо говорит она, видя, что Ленька ждет.
