- Подожди меня здесь! - говорит она, проходя мимо девочки.
Динка ждет, и минуты кажутся ей длинными часами, а от пристального смотрения на Волгу в глазах начинает все покрываться рябью.
Но вот она слышит мамин голос, веселый, дорогой голос своей мамы.
- Спасибо, спасибо! Так, пожалуйста, сразу передайте это письмо капитану! Это очень важно! Если в четыре часа есть пароход, так он еще успеет.
- Мама! - срываясь с места, кричит Динка и мчится на знакомый голос.
Но мама уже спешит к ней, ловит ее в свои объятия.
- Пароход прибывает в два часа. Леня еще застанет нас на городской квартире, - задыхаясь от радостного волнения, доверит она.
Но Динка выскальзывает из ее рук.
- Как - на квартире? Мы будем ждать Леньку здесь! Мы не уедем без него, мама! - дрожащим голосом говорит она.
Но Марина, измученная ее слезами, ожидавшая гораздо худшего, неожиданно закипает гневом:
- Не мучай меня, Дина! Я тысячу раз уже объясняла тебе, что нам нужно взять в городе зимние вещи, что я должна зайти к хозяину квартиры и расплатиться... Я оставила письмо капитану, оставлю на всякий случай еще одно письмо Анюте. Но мы должны ехать - и поедем! Леня хорошо знает, где наша квартира, и приедет сам!
Динка чувствует, что мама сердится, и больше не просит ни о чем.
"Если Ленька не найдет меня, я вернусь на утес и найду его сама", - твердо решает она про себя, и привычная хитрость, как единственное верное оружие, диктует ей тихие, покорные слова:
- Конечно, если нам нельзя ждать, то мы поедем... Я ничего не говорю... Ведь Ленька не маленький, он и сам найдет дорогу...
Марина мельком бросает на нее взгляд, но дома у нее еще столько хлопот, и если самое главное уже как-то разрешилось, то надо подумать о другом.
- Ах, Дина, Дина... Конечно же, он приедет... - рассеянно бросает она, торопясь домой.
Глава восемьдесят третья
НАСОВСЕМ...
- Прощай, утес! - говорит Динка, обнимая холодный, пожелтевший от времени камень. - Может быть, мы с Ленькой уедем и я никогда уже не вернусь сюда...
Тягостно, тревожно на душе у девочки. Будет ли искать ее на городской квартире Ленька? Захочет ли он жить в их семье, после того как поступил на пароход и теперь уже, наверное, носит синий матросский воротник...
- Будешь жить у моей мамы, Лень? - робко спрашивает она вслух и, вытирая кулаком слезы, добавляет: - А то ведь меня увезут, и мы потеряемся...
Молчит утес, только черные ветки засохшего дерева тихо шевелятся от ветра. Динка садится у входа в пещеру, печально смотрит на сложенные горкой миски, на черный, прокопченный котелок... Одеяло Ленька отнес ей в день своего отъезда... В углу лежат два выпуска "Пещеры Лихтвейса"... Динке попадается под руку большой толстый карандаш, один конец его синий, другой - красный. Этим карандашом Динка помечала свои лазейки в заборе, а потом подарила его Леньке.
Девочка берет карандаш и со всех сторон обходит белый камень. Выбрав чистое и гладкое место, она, крепко зажав в кулаке толстый карандаш, старательно выводит на камне большие печатные буквы...
Крупные частые слезы застилают ей глаза, карандаш больно давит на ладонь, но печатные буквы понемногу складываются в слова. Красные, пылающие как огонь горячие слова жалобы, просьбы и приказы, прощальные слова, облитые горькими слезами и продиктованные отчаянием.
