Мудрый Аяз. Казахская народная сказка

   Давным-давно это было. Жил на земле хан. Звали его Маден. Имел он сорок визирей. Однажды он призвал их к себе и сказал:
   - Вы отмечены печатью мудрости и осчастливлены высоким положением при моем дворе. Мне угодно дать вам испытание. Найдите самого ничтожного человека из всех живущих на свете, самую никудышную птицу на земле и самую никчемную траву в степи. Даю вам одиннадцать месяцев срока. Если в течение этого времени не исполните моих приказаний жестокое наказание постигнет вас. Так говорю я, хан Маден!
   Коли хан приказал ничего не поделаешь. И визири, посоветовавшись между собой, отправились искать самого ничтожного человека, самую никудышную птицу, самую никчемную траву.
   Долго искали визири. Много испытали они бед и лишений. Пока нашли то. за чем послал их хан.
   Нашли они самую худшую из трав шенгель: скот отказывается есть ее колючки; когда идешь мимо, она цепляется за одежду и рвет ее. «Наверное, это и есть самая никчемная трава в степи». решили они. набрали целый вьюк шенгеля и отправились дальше.
   Ехали, они. ехали, вдруг смотрят сидит в кустарнике фазан, небольшая невзрачная птица.
   «Это и есть, наверное, самая никудышная птица», подумали визири.
   Они изловили фазана и поехали дальше.
   На склоне горы встретили они человека, одетого в лохмотья. Он нас не более десятка овец. Визири стали внимательно разглядывать его: не это ли самый ничтожный человек из всех людей, живущих на земле? Пока визири рассматривали его. человек сам обратился к ним: - О высокочтимые, что вас так удивляет во мне?
   Визири рассказали ему о поручении хана.
   - Нам осталось найти самого ничтожного человека, и мы смогли бы тогда смело вернуться домой, - сказали они. - Но мы потеряли надежду найти ничтожного человека, и поэтому душа каждого из нас полна страха. Твой жалкий вид поразил нас, и вот мы стоим и глядим на тебя: не ты ли и есть самый ничтожный человек?
   Оборванец ответил:
   — Ну что же? Меня зовут Жаман (Жаман — дурной, плохой, ничтожный человек). Должно быть, это и есть. Ведите меня к хану, и ваше дело будет сделано.
   Визири согласились с Жаманом и повезли его во дворец. По дороге Жаман посоветовал визирям выбросить фазана и шенгель-траву, а вместо них взять кара-кога и сороку. Визири потребовали объяснения, но Жаман заявил, что ответит лишь самому хану, и визири сделали, как он советовал.
   Когда визири предстали перед ханом, он, посмотрев на Жамана, сказал:
   — Человек, которого вы привели, действительно похож на ничтожного. Ничтожнее его уже, наверное, нет никого на свете! Отведите его пока на кухню, пусть повар накормит его похлебкой с хлебом. Завтра я буду с ним говорить.
   Увели Жамана на кухню.
   — А что касается никчемной травы и никудышной птицы,— продолжал гневно хан,— то вижу я, что вы их отыскать не смогли. Ведь издавна считается никудышной птицей фазан, никчемной травой шен-гель. Незачем было ездить так далеко: кара-кога заполняет все берега моих озер, а сороки живут в любом из моих лесов! И хотя вы это отлично знали, вы все же притащили их сюда!
   Визири ответили:
   — Хан! Ты прав. Мы действительно взяли сначала шенгель и фазана, но по дороге Жаман сказал нам, что самая никудышная птица — сорока и самая никчемная трава — кара-кога, и посоветовал нам взять именно их.
   Задумался хан.
   — Э-э! Что-то есть на уме у Жамана. Приведите-ка его сюда.
   Жамана привели к хану. Хан посмотрел на Жамана и спросил:
   — Откуда тебе известно, что кара-кога самая никчемная трава, а сорока никудышная птица?
   — Великий хан! Я стал ничтожным не в старости, а еще смолоду: всю жизнь я работал у чужих людей. Когда я приносил в зимовье шенгель и топил ею очаг, то жар держался в печи до утра, как будто я топил саксаулом. Тогда я понял, что хотя шенгель рвет одежду и скот не ест ее, но все же шенгель полезна человеку. А кара-кога? Когда я бросал в огонь, она не горела; когда я пытался раздуть пламя, оно потухало. Тогда я подумал: «Может быть, скот будет есть ее?» Но скот не ел этой травы, отходя от нее прочь. Вот почему я решил, что кара-кога и есть самая никчемная трава,— ответил Жаман.
   - А сорока? Откуда ты взял, что она никудышней фазана?— спросил хан.
   — Каждый знает, что у фазана вкусное мясо,— сказал Жаман.— Нельзя винить его за то, что у него невзрачный вид,— таким уж сотворила его природа. А вот сорока, хотя и красива перьями, но никудышна нутром. Подобно тому, как пестры ее перья, нет меж сороками согласья: две сороки вместе не летают, две сороки вместе не сидят. Человеку от нее никакой пользы нет, в пищу она не годится. Поэтому сорока — самая никудышная птица.
   - Хорошо,— сказал хан, ты все правильно говоришь. Но откуда ты знаешь, что ты и есть самый ничтожный человек?
   - О хан!— ответил Жаман.— Мне пятьдесят лет. Ровесники мои давно поженились. Их окружают дети, жены им прислуживают, посторонние оказывают уважение. А я скитаюсь по миру, тружусь на чужих людей. Кто же тогда ничтожный человек, кто же тогда Жаман, как не я? Хан покачал головой.
   - Ой, рад бы я был, если бы ты действительно оказался жаманом! Ну, ладно. Ты сказал все правильно. Теперь вот послушай. Есть у меня чудесный конь, взгляни на него и скажи, каков он.
   — Хорошо!— согласился Жаман.
   Когда привели коня, Жаман внимательно его осмотрел и сказал: — По виду у коня недостатков нет. Позволь, хан, проехать на нем. Хан согласился. Жаман переехал на коне через реку и, вернувшись, сказал:
   - Мой хан! У этого коня нет недостатков, если не считать, что у него в повадке есть что-то коровье. Хан удивился.
   - Ох, злодей! Ты угадал! Мать этого жеребенка пришлось прирезать, и, пока он вырос и смог сам пастись, его кормили коровьим молоком. Как ты догадался?
   - Я заметил, что, переходя реку, конь этот задние ноги отряхивал, а голову все время пригибал к воде. Корову хоть сорок раз напои, она не пройдет через реку, чтобы не напиться в сорок первый.
   Окружавшие хана визири с удивлением посмотрели друг на друга. Хан некоторое время сидел задумавшись. Потом он сказал:
   — У меня есть драгоценный камень. Этот камень обладает чудесным свойством, подобно перстню Соломона, посоху Моисея, сумке Давида. Отгадай, каким свойством обладает мой камень?
   И хан велел принести из своей сокровищницы драгоценный камень. Жаман взвесил камень в руке и сказал:
   — Твой камень, хан, действительно чудесен! Но кто-то позавидовал тебе и сглазил его: в нем завелись два черноголовых червя. Они уже источили сердцевину камня. Пройдет два года — камень расколется и потеряет свое чудесное свойство.
   Приближенные хана не знали, верить Жаману или нет. Тогда хан решил проверить сам и приказал расколоть камень. В нем нашли двух черноголовых червей.
   — Откуда ты узнал, что в камне живут черви?— спросил хан.
   — По своему чудесному свойству камень должен был бы обладать необыкновенной тяжестью,— ответил Жаман.— Но он оказался легче, чем я того ожидал. Отсюда я заключил, что в нем должна быть пустота.
   Тогда хан задал еще вопрос:
   — Ты оказался не Жаман, а мудрец! Так вот, скажи, пожалуйста, как древен мой ханский род?
   Жаман обошел вокруг ханского трона и, глядя хану прямо в глаза, ответил:
   — Мой хан! В мудрости ты не уступаешь никому, но в твоем роду был единственный хан — ты сам. Родители твои были простыми людьми, а не потомками древнего ханского рода.
   — Что ты болтаешь!— гневно воскликнул хан.— Я происхожу из рода, семь колен которого были ханами!
   Но Жаман продолжал стоять на своем.
   — Нет, повелитель,— сказал он.— Только ты один хан. Твои родители были простыми людьми.
   Хан приказал позвать свою мать.
   — Пусть не окажется она повинной в крови человека и скажет правду: я не могу простить Жаману подобной дерзости и прикажу отрубить ему голову!
   Когда пришла мать хана, и ей рассказали все, что говорил Жаман, она, глубоко вздохнув, обратилась к хану:
   — О мой сын! Я стара. На склоне жизни я не хочу быть причиной смерти невинного. Я одна хранила тайну. Но зачем мне ее беречь, если тайну эту знает еще Жаман? Отец твой имел до меня девятнадцать жен и одну за другой убил их за то, что они рожали ему дочерей. Двадцатой женой его стала я. Когда я забеременела, то, испугавшись за свою жизнь, обратилась к знахарям. Они мне предсказали, что я рожу дочь. Я долго горевала в ожидании дочери и своей смерти. В эти дни у одного простого человека, жившего недалеко от нашего дворца, жена была тоже беременна. Я снова призвала знахарей, и они открыли мне, что во чреве простой женщины растет сын. Тогда я вызвала простую женщину к себе и поведала ей свое горе. Я подарила ей много золота и просила ее, если у нее родится сын, отдать его мне взамен моей дочери, сохранив тайну до могилы. Женщина согласилась. Когда пришел час мне рожать, хан был на охоте. Мы разрешились с простой женщиной одновременно. Чтобы сохранить тайну, мы не допустили к себе никого постороннего. Левой рукой я отдала свою дочь, а правой рукой приняла к себе тебя, сын мой. И она горько заплакала.
   — Если это так,— сказал хан, обращаясь к Жаману,— то я менее достоин трона, чем ты, мудрый!
   И он сошел с трона, уступив Жаману ханское место.
   — Нет, хан!— сказал Жаман.— Я простой человек, и у меня нет желания занимать ханский трон. Я удовольствуюсь тем, что буду находиться в твоей тени. Садись же на свой трон, хан Маден!
   Хан вернулся на трон и сказал:
   — Как же ты узнал, что я сын простого человека? Тогда Жаман ответил:
   — Умен я или глуп, прав ли, виноват, но когда я пришел к тебе, я был твоим гостем. Ты послал меня на кухню и велел накормить похлебкой с хлебом. Ты не назвал ту пищу, которую едят ханы, а назвал ту, которая считается лучшей у народа. В этом проявилась твоя простота, и я догадался, что ты хан не по рождению.
   Вся свита хана и визири не переставали удивляться проницательности Жамана.
   А хан по-прежнему управлял своими подданными. За ум и находчивость хан полюбил Жамана, назначив его своим визирем. А остальные сорок ханских визирей впали в немилость.
   Однажды выйдя из дворца, Жаман увидел неподалеку большую белую юрту. Возле юрты толпился народ, ожидая очереди, чтобы войти внутрь. Жаман вернулся во дворец и спросил хана, что это за сборище.
   Хан сказал:
   - Тут живет один человек: по положению простолюдин, по богатству хан, по имени Вали. У него есть дочь, зовут ее Менды. С пятнадцати лет выбирает она себе жениха и не может выбрать, потому что хочет, чтобы жених превосходил ее умом. Сейчас ей уже тридцать пять, до сих пор жених не нашелся. Люди, которых ты видал возле юрты,— баи и мурзы, которые хотят победить ее сердце.
   Выслушал все это Жаман и подумал: «А ну, пойду-ка я попытаю счастья!»
   И вечером, когда народ разошелся по домам, Жаман подошел к белой юрте. К нему вышла стройная молодая девушка. Увидав невзрачного Жамана, она грубо спросила:
   - Тебе что нужно?
   - Мое дело не к тебе, - спокойно сказал Жаман. - Мое дело к твоей госпоже. Иди, скажи ей!
   Служанка засмеялась и, вернувшись к своей госпоже, сказала:
   - Ты хотела, госпожа моя, выбрать себе хорошего мужа, а люди из-за того осмелели без меры: приходят всяк, кому не лень. Вот сейчас пришел такой человек, что на него и смотреть противно, а спрашивает тебя!
   Менды улыбнулась.
   - Хотя он невзрачен, откуда ты знаешь, кто это? Вот возьми эти вещи и отнеси ему.
   Служанка завернула в шелковую скатерть драгоценный камень, оселок и нож и отнесла Жаману. Жаман осмотрел вещи и сказал:
   - Пойди к своей госпоже, возьми у нее те предметы, которых тут не хватает, чтобы сделать все так. как она хочет.
   - Ой-бой! - сказала служанка, воротись к своей госпоже. - Жаман просит то, чего недостает.
   - Хорошо! - сказала Менды. - Отнеси ему вот и это! - И она указала служанке на молоток и наковальню.
   Жаман положил на наковальню оселок и ударом молотка расколол его пополам. Потом он отбил нож от рукоятки и наконец превратил драгоценный камень в два осколка.
   Сделав все это, он собрал осколки, отдал служанке, приказав отнести их девушке.
   Увидав разбитые вещи, Менды вскочила.
   — Если это не черт, то это и есть тот, кого я так долго ищу! воскликнула она. — Зови его сюда!
   Обомлевшая служанка не знала, что и думать. Она позвала Жамана. он вошел в юрту, спокойный и медлительный. Говорят, Менды встретила его с почетом.
   Раньше к ней приходили сыновья баев, ханов. Всем им посылала Менды те же вещи, что и Жаману. Но они, ничего не поняв, лишь возмущались, говоря: «Разве в моем доме нет ножей? Или в казне нет драгоценных камней? Или, наконец, я не видел простого оселка?» - и уходили недовольные.
   В тот же вечер, когда Жаман был у Менды, ее братья держали между собой совет.
   — Как же так?- говорили они. - Ей уже тридцать пять лет, она все выбирает себе жениха?! Тут что-то неладно! У нее, наверное, есть тайный дружок. Надо его изловить!
   И вот поставили они возле юрты Менды караульных. Чуть свет Жаман, покинув теплые объятья девушки, счастливый, зашагал домой. Едва он сделал несколько шагов, на него накинулись караульщики, схватили и приволокли к братьям девушки. А те в свою очередь привели его к хану.
   - Вот, сказали они, поймали, хан, твоего визиря! Ночью, тайно он ходил соблазнять девушку. Не успел Жаман поселиться в твоем дворце, как начал обижать народ.
   Хан махнул рукой, и братья ушли.
   - Ну,— спросил хан строго, когда они остались с Жаманом наедине,— был ты у девушки?
   — Нет.
   - Но ведь братья ее говорят, что тебя изловили у нее. - Они клевещут на меня, хан,— ответил Жаман.— Меня поймали, когда я шел через поле.
   - Из уважения к твоей мудрости,— сказал хан,— я даже хотел уступить тебе свой трон. Но ты не принял трона. Тогда я сделал тебя главным визирем. А Вали-бай, отец этой девушки, мне не менее дорог. Скажи правду, и я обещаю тебе сосватать девушку.
   Но Жаман продолжал отпираться. Тогда хан рассердился и приказал палачам повесить Жамана. Палачи повели Жамана к виселице, накинули на его шею петлю и подняли его высоко под перекладину.
   Жаман читал молитвы. Потом он стал хрипеть. Уже дыхание его остановилось, как вдруг, рассекая толпу, прискакал всадник в белой одежде, с лицом, закрытым покрывалом, и ловким ударом сабли перерубил веревку. Когда Жаман упал на землю, всадник сошел с коня, положил на грудь лежавшего саблю и так же быстро, как появился, умчался неизвестно куда.
   Прошло немного времени, и Жаман пришел в себя. Палачи хотели было вешать его снова, но он сказал:
   — Теперь ведите меня к хану!
   И палачи довели его к хану.
   Увидав Жамана, хан вскочил со своего трона и с гневом закричал:
   — Почему до сих пор не казнили его?
   Палачи, упав на землю, рассказали хану обо всем случившемся. Хан обернулся к Жаману:
   — Что же, ты решился наконец сказать мне правду?
   — О повелитель!— сказал Жаман.— Я пришел сказать всю правду.
   — В таком случае скажи, правда ли, что ты был у Менды, дочери Вали-бая, в ту ночь?
   — Правда.
   — Дал ли ты слово, что женишься на ней?
   — Да, дал слово.
   — Почему же в тот раз ты не сказал мне об этом?
   — Мой хан!— молвил Жаман.— В тот раз я не сказал правды по следующей причине. Когда я пришел к дочери Вали-бая и дал ей знать об этом, то она послала мне оселок, нож и драгоценный камень. Это означало: «До тех пор, пока оселок не сточится, до тех пор, пока нож не отделится от рукоятки, храни тайну. Человек, не раскрывший тайны за этот срок, своей верностью завоюет мое сердце, подобно тому, как силой рассекают драгоценный камень...» Так говорила она этими предметами.
   Я ответил: «Тайну буду хранить до тех пор, пока голова моя не оторвется от плеч, подобно ножу, клинок которого я отделил от рукоятки. Тайну буду хранить, пока оселок не сточится, и я не разобьюсь вдребезги. Буду хранить тайну и завоюю твое сердце подобно тому, как рассекаю драгоценный камень». И я сделал это. Как видишь, я дал слово. И потому в тот раз не говорил правды. Но когда меня привели к виселице и стали вешать, девушка, пожалев меня, прискакала на белом коне и, перерубив веревку, положила поперек меня свою саблю. Это означало: «Без вины за меня не погибай. Я убедилась в твоем ужестве и твоей верности. Поэтому я возвращаю тебе клятву!» Она сама освободила меня от связывающего мои уста слова, и я теперь говорю правду, истинную правду.
   Убедившись в правдивости Жамана, хан созвал народ и устроил большой пир, длившийся тридцать дней и сорок ночей. Потом он сосватал Жаману красавицу Менды.
   Однажды сорок визирей, возненавидевших Жамана с тех пор, как хан приблизил его к себе, держали совет.
   — Так это продолжаться не может!— решили визири.— Надо посеять вражду между ханом и Жаманом. Надо привести хана к Жаману в гости, показать ему красавицу Менды. Хан не устоит перед ее красотой, и мы Зажжем между ними огонь вражды.
   Уговорившись, они стали наперебой хвалить хану красавицу Менды.
   Хан поддался уговорам, и, побывав в доме Жамана, собственными глазами убедился в необычайной красоте Менды.
   «В самом деле,— подумал хан,— она достойна меня!» Вернувшись во дворец, он призвал к себе сорок визирей.
   — У меня не было никаких мыслей против Жамана,— сказал он, обратясь к визирям.— Вы заронили их во мне. Я увидел красоту Менды и теперь спрашиваю вас, к какой хитрости вы прибегнете, чтобы мне овладеть ею?
   Визири ответили:
   — Мы уже придумали, господин наш! Позови Жамана. Пошли его в Барса-Кельмес, в страну, откуда никто не возвращается. Там он и умрет.
   После его смерти кто же возьмет его жену, как не ты, хан?
   Хан послал за Жаманом джигита. Подошел джигит к юрте Жамана и стал смотреть через щель. Видит: лежит Жаман на кошме, отдыхает. А жена его сидит возле него, смотрится в зеркало, любуется собой и говорит Жаману:
   — Я удивляюсь делам аллаха. Он объединяет таких людей, разница между которыми, как между небом и землей. Смотрю я на себя и вижу, что подобна четырнадцатидневной луне, достигшей полнолуния. Смотрю на тебя — ты подобен озеру, вода которого высохла.
   Жаман поднял голову:
   — Не так ты говоришь, Менды! Ты соблазнилась не моим темным цветом кожи или моей старостью, а вышла замуж за мой ум,— закончил он рассмеявшись.
   Менды, улыбнувшись словам мужа, обернулась. Джигит, входивший в это время в юрту, пораженный ее красотой, потерял сознание и упал.
   Жаман и его жена спрыснули джигита водой и, когда он пришел в себя, стали расспрашивать. Джигит сказал, что хан послал его за Жаманом, и ушел.
   Когда джигит вернулся во дворец, хан недовольно сказал:
   — Ты ушел давно! А мы тут сидим и ждем тебя.
   Джигит рассказал хану, как все было, и хан от его речей еще больше загорелся желанием.
   Когда джигит ушел, Жаман спросил жену:
   — Пойти к хану или нет?
   - Иди,— сказала Менды.— Я давно думаю, что он хочет послать тебя в Барса-Кельмес. Коли пошлет — согласись. Но не бери в дорогу быстроногого скакуна, не бери и плавного иноходца. А возьми самую сытую отъевшуюся лошадь из табуна. Сорок визирей будут тебя провожать на трехдневное расстояние. Но лишь только они скроются из виду, ты вернись обратно, зайди в лес, зарежь своего откормленного коня и принеси его мясо домой. Вот мы и будем питаться им. Когда Жаман пришел к хану, хан сказал:
   - Я хочу тебя послать в дальний трудный путь. Моя надежда не на твое мужество, а на твой ум. Поедешь?
   - Поеду,— сказал Жаман.— Посылай, куда хочешь!
   - Есть такая страна,— сказал хан,— называется она Барса-Кельмес. Там пасется овца, один волос которой золотой, а другой серебряный. Если ее зарезать, то из шкуры выйдет шуба. Хочу я носить такую шубу. Над той страной летает утка, крылья которой из серебра, а перья из золота. Из них я хочу сделать себе венец. Там живет великан — у него есть черный аргамак. За один шаг он сто верст перешагивает. Я хочу сесть на этого коня. Вот иди — достань мне шкуры овцы, перья утки и аргамака!
   Жаман, выбрав из табунов самого откормленного коня, пустился в путь. Сорок визирей провожали его на трехдневное расстояние. А проводив, вернулись назад. Едва скрылись визири, Жаман повернул своего коня, заехал в густой черный лес Каратогай. Там он зарезал своего коня, сходил домой за вьючной лошадью, привез в свою юрту мясо и посолил его. Под кроватью вырыл Жаман глубокую яму. Днем сидел в ней, а ночью вылезал наверх и, питаясь мясом коня, жил со своей женой беззаботно.
   Прошел год. Однажды, будто бы для того, чтобы высказать соболезнование, хан приехал к красавице Менды. После угощения хан начал:
   — Когда я посылал своих визирей за самой никчемной травой, за самой никудышной птицей, за самым ничтожным человеком, то твой муж оказался этим Жаманом. Но хотя он был Жаманом, я, покоренный его умом, даже уступил было ему ханский трон. Благодаря своему уму он женился на тебе. Но теперь, видно, зря я понадеялся на него, послав его по одному важному государственному делу. Срок возвращения его прошел. Быть может, такова воля аллаха... Но я не хочу оставить тебя одинокой. Недаром говорят: «Когда умрет старший брат, жена его остается в наследство младшему». Жаман мне был как брат — вот и решил я взять тебя к себе, заботиться о тебе.
   — Э-э!— сказала Менды.— Если такова воля аллаха, то ничего не поделаешь! Когда он впервые приехал к вам, мой хан, у вас в руках был драгоценный камень. Этот камень вы, по совету Жамана, разбили. После этого камень стал никчемным. У каждой вещи, хан, есть свое время, в которое она дороже, чем в любой другой час. Тогда я была девушкой, а теперь я подобна рассеченному камню: все равно, служа тебе, я не угожу! Поэтому лучше не трать, хан, времени попусту!
   Говорят, что хан, смущенный ответом красавицы Менды, вернулся домой ни с чем.
   Хан ушел, Менды кликнула Жамана из ямы.
   — Теперь иди к хану и сам отвечай!— сказала она.
   Едва хан вернулся во дворец и уселся на троне, как раскрылись двери и, склонясь в приветствии перед своим господином, вошел Жаман. Хан совсем растерялся.
   — Ух!— сказал он.— Когда ты вернулся? Ну, рассказывай!
   Жаман ответил:
   — Рассказ мой короток. После того, как визири проводили меня, один голодный лев стал преследовать меня. Тогда я решил: «Чем идти в Барса-Кельмес, лучше расправиться с этим врагом!» И, вынув из ножен саблю, я сам пошел на льва. Он сначала забрел в мой аул, забрался в мою юрту, а потом выскочил оттуда, если глаза мои не ошибаются, забежал в твой дворец, хан!
   Хан не знал, что сказать — то краснел, то бледнел. Наконец он собрался с духом:
   — Я виноват перед тобой, Жаман! Я ошибся. Я поддался соблазну, причиной чего были мои визири. Теперь они сделают зло либо тебе, либо мне. Лучше всего ты уезжай куда-нибудь!
   Жаман согласился, и хан, навьючив сорок верблюдов драгоценностями, отправил его в страну соседнего хана Акшахана.
   Жаман стал жить в стране Акшахана и прослыл там одним из самых уважаемых людей.
   Тщетно пытался хан забыть Жамана. Дни шли за днями, но мысль об утерянном друге не давала ему покоя.
   Однажды, когда хан отдыхал на кошме, устремив взор на шанрак, к нему вошли сорок визирей.
   Хан поднял голову и сказал:
   — Враг нагрянул, страна в волнении, гибель близка! Что это значит? Отгадайте. Иначе я вас казню!
   Визири посовещались между собой и поехали к Жаману, чтобы тот разгадал слова хана. Жаман, приветливо встретив сорок визирей, выслушал их и сказал:
   — Тут ничего мудреного нет. Сейчас я вам все объясню. Вот лежал он у себя в юрте и вспоминал прошедшее. Пока хан лежал, глядя на шанрак, одна из перекладин — кульдреуш (Кульдреуш — перекрестные реечки в потолочном круге юрты) — выпала. Хан решил вас испытать и сказал эти слова, потому что, когда враг разрушает юрту, то начинает это дело с кульдреуша. Вернитесь назад, вставьте выпавшую перекладину на место, и хан будет доволен.
   Визири вернулись к хану и говорят:
   — Повелитель! Кульдреуш выпал. Разреши его вставить.
   Хан рассмеялся.
   — Кто это вас научил?
   Визири сказали правду.
   Тогда хан стал наставлять визирей:
   — Хоть он и был Жаманом, зато в трудные минуты, благодаря своей мудрости, помогал нам выйти из беды. Он всегда шел навстречу каждому, готовый помочь советом и делом. Вы же из зависти сделали так, что я расстался с ним. Если бы он теперь не выручил вас советом, все бы вы были казнены. Недаром говорят: «Не рой яму другому — сам в нее попадешь».
   Сорок визирей хотели угодить хану, всячески пытаясь развлечь его. Они каждый день устраивали игры и пиры, но ничего не могло развеселить хана. В своей тоске по Жаману он был безутешен.
   Однажды в сопровождении сорока визирей хан поехал на охоту. В погоне за зверем на склонах гор они встретили старика, пасшего овец.
   Сказав обычное приветствие, хан спросил старика:
   — Отец! Сколько лет прошло с тех пор, как вершина этой горы покрылась инеем?
   — Наверное, лет двадцать,— ответил старик.
   — А сколько времени прошло с тех пор, как подножие этой горы покрыл иней?— спросил хан.
   — Лет пятнадцать,— ответил старик.
   — А сколько лет прошло с тех пор, как с вершины этой горы течет ручей?— снова спросил хан.
   — А этому уже, наверное, лет десять,— ответил старик. Хан задумался на мгновение, а потом спросил еще:
   — Отец! Ты из скольких состоишь?
   — Ой, светик мой!— ответил старик.— Когда ложусь, нас двое, когда встаю — четверо.
   — Дед,— сказал тогда хан.—У меня есть сорок пестрых гусей. Мне нужно, чтобы их перья были выдернуты незаметно, чтобы мясо их было сварено без огня, чтобы их зарезать без крови. Найдется ли такой человек, который мог бы сделать это?
   — Найдется!— сказал старик.— Если найдешь такого человека, так он больше сделает.
   Хан удовлетворился словами старика, повернул коня и поехал домой. По дороге он сказал визирям:
   — Вы слышали, что говорил я и что отвечал мне старик? Так вот, отгадайте, что это все значит! Даю вам одиннадцать месяцев срока. Если не отгадаете, то ни одного не оставлю в живых!
   Визири растерялись и опять поехали к Жаману за советом.
   — Это дело будет нелегким. Все вы, сорок визирей, осуждены на смерть. Ничего не поделаешь, надо отгадывать! Но я вам помогу. Кажется, я нашел выход. Вы должны оставить одного коня живым, а остальных зарезать. Свою одежду вы должны сжечь и на костре, который из нее получится, сварить мясо одного коня. После этого я сяду на оставшегося живым единственного коня и погоню вас нагими к хану. Если вы не сочтете недостойным это для себя и потом не будете мне мстить, то я заступлюсь за вас перед ханом.
   Визири в один голос ответили:
   - Ой-ой, господин Жаман! Не будем сердиться! Лишь бы остаться нам живыми. Хан очень сердит на нас!
   Дошла до хана весть о том, что едет к нему Жаман. С сорока джигитами выехал хан навстречу Жаману. На полдневное расстояние приказал хан расстелить по степи шелковые ковры, чтобы ноги дорогого Жамана не касались земли. У самой своей юрты приказал хан поставить Жаману белый шатер.
   По приезде друга хан забыл про визирей и устроил пир, длившийся тридцать дней и сорок ночей.
   Визири начали роптать.
   - Наш хан думает только о себе. Он занят только своими заботами и пустяками-загадками!
   Услыхав это, Жаман вызвал их во дворец и перед ханом и перед народом сказал им:
   - Тот старик, которого встретил на охоте хан, был мудрецом. Хан угадал в нем ум и поэтому обратился к нему в надежде, что он мудрым советом поможет исправить его визирей. Когда хан спросил: «Сколько лет прошло с тех пор, как вершина этой горы покрылась инеем?»— это означало: «Сколько лет прошло с тех пор, как седина появилась в твоих волосах?» Когда хан спросил: «А сколько времени прошло с тех пор, как подножие этой горы покрыл иней?»— это означало: «Сколько лет прошло с тех пор, как борода твоя стала седой?» Когда же хан спросил: «А сколько лет прошло с тех пор, как с вершины этой горы течет ручей?»— это означало: «Сколько лет прошло с тех пор, как текут из твоих глаз старческие слезы?» А то, что хан спросил: «Ты из скольких состоишь?»— означало: «Сколько в твоей семье душ?» А старик ответил: «Когда ложусь, нас двое, когда встаю — четверо». Это означало: «У меня умерла жена, и я женился на женщине, у которой умер муж. Когда мы ложимся спать — нас двое, а днем, когда я нахожусь на пастбище, я думаю о своей покойной жене, а моя жена вспоминает дома о своем покойном муже».
   Сорок пестрых гусей, которых нужно ощипать незаметно, зарезать без крови и сварить без огня,— это вы, сорок безмозглых визирей, которых нужно, не убивая, исправить. А старик сказал: «Если найдешь достойного человека, так он больше сделает!» Этим самым он направил хана ко мне.
   Когда вы в поисках ответа на ханскую загадку явились ко мне, я снял с вас одежды и велел сжечь их. Это означало, что я выщипал у гусей незаметно их перья. Я велел вам зарезать ваших лошадей, значит, я сварил вашу силу без огня. А то, что я вас босыми и нагими, словно стадо баранов, пешком пригнал ко дворцу хана, это равносильно тому, что я вас зарезал без крови. Думаю, что на этом заботы хана о вас кончаются, - закончил Жаман.
   Тогда хан обратился к Жаману:
   - Раз ты благополучно вернулся ко мне, я прощаю визирей. Не однажды разжигали они между нами огонь раздора. Они были причиной твоего изгнания. Я хотел, чтобы они были побеждены и признали свою вину. Мое желание исполнилось. Мой народ!— сказал хан, обернувшись к стоявшей перед дворцом толпе. Вот уже сколько времени, как я ханствую над тобой. Теперь я передаю ханство моему другу Жаман! О Жаман! Не отказывайся теперь от трона!
   Хан Маден взял под руку Жамана и посадил его на трон. Устроили большой пир, продолжавшийся тридцать дней и сорок ночей. Народ посадил Жамана на белую кошму и, подняв, как это велит древний обычай, высоко, провозгласил его ханом. Так Жаман. самый ничтожный человек из всех живущих на свете, стал ханом.
   Жаман послал джигитов за женой, красавицей Менды, находившейся в стране Акшахана.
   Вскоре хан Жаман без войны, благодаря своему уму, завладел пятью ханствами. Люди из других ханств, покидая свою страну в поисках справедливости, приходили сюда и лишь здесь, у хана Жамана, находили ее.
   Говорят, что с тех пор за справедливость и мудрость народы пяти ханств назвали Жамана Аязбием, и это прозвище сохранилось за ним до самой смерти.
   Аяз-бий был справедлив. Он всегда бескорыстно решал дела. Помогал бедным.
   Свои старые пожитки рваный малахай и худую шубу — повесил он над дверьми своего дома.
   И когда, возгордившись своим ханским положением, отклонялся от истины хан Аяз. Жаман, взглянув на висящие одежды самого ничтожного человека из всех живущих на свете, говорил себе:
   - Эй, Аяз! Не гордись тем, что ты богат, не гордись тем. что ты хан! Аяз, узнай силу свою! Муравей, узнай свою дорогу!