Морозко. Русская народная сказка

   Живало-бывало,— жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка.
   Все знают, как за мачехой жить: перевернешься — бита и недовернешься — бита. А родная дочь что ни сделает — за все гладят по головке: умница.
   Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела — еще до свету… Ничем старухе не угодишь — все не так, все худо.
   Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится—не скоро уймется. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
   — Вези, вези ее, старик,— говорит мужу,— куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.
   Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
   — Садись, мила дочь, в сани.
   Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.

   Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит — невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:
   — Тепло ли тебе, девица?
   — Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
   Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:
   — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Она чуть дух переводит:
   — Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
   Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:
   — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
   Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
   — Ой, тепло, голубчик Морозушко!
   Тут Морозко сжалился над девицей, окутал ее теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами.
   А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу:
   — Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоронить!
   Поехал старик в лес, доезжает до того места, — под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около — короб с богатыми подарками.
   Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повез домой.
   А дома старуха печет блины, а собачка под столом:
   — Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
   Старуха бросит ей блин:
   — Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
   Собака съест блин и опять:
   — Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
   Старуха блины ей кидала и била ее, собачка — все свое…
   Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица — в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый. Старуха глянула — и руки врозь…
   — Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
   Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
   Старухина дочь сидит, зубами стучит.
   А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
   — Тепло ли тебе, девица?
   А она ему:
   — Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…
   Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать.
   — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
   — Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
   Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
   — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

   — Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
   Рассердился Морозно да так хватил, что старухина дочь окостенела.
   Чуть свет старуха посылает мужа:
   — Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре…
   Старик уехал. А собачка под столом:
   — Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
   Старуха кинула ей пирог: .
   — Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
   А собачка — все свое:
   — Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
   Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая. Заголосила старуха, да поздно.