- Кого должен винить Хават в своем теперешнем положении? - спросил барон. - Меня? Конечно. Но он был инструментом Атридесов и брал надо мной верх до тех пор, пока не вмешалась империя. Вот как он смотрит на это дело. Его ненависть ко мне привычное для него чувство. Он верит в то, что в любое время может одержать надо мной победу. Веря в это, он подавляет ненависть ко мне. А я направляю его внимание туда, куда хочу: против империи:
Фейд-Раус наморщил лоб, силясь понять услышанное.
- Против императора?
"Пусть мой дорогой племянничек отведает и этого, - подумал барон. Пусть примерит на себя: император Фейд-Раус Харконнен. Пусть спросит себя, сколько это стоит. Конечно, такое стоит больше, чем жизнь старого дяди, чьими стараниями мечта может стать явью!"
Очень медленно Фейд-Раус провел по губам кончиком языка. "Может ли быть правдой то, что говорит старый дурак?"
- И при чем же тут Хават? - спросил он.
- Он думает, что сможет использовать нас против императора в качестве оружия мщения.
- И когда же?
- Дальше мести его планы не идут. Хават из числа людей, которые должны служить другим, но сам он этого не знает.
- Я многому научился у Хавата, - сказал Фейд-Раус, сознавая, что говорит правду. - Но чем больше я его узнавал, тем острее чувствовал, что нам нужно от него избавиться, и как можно скорее.
- Тебе не понравилась мысль о том, что он может за тобой следить?
- Хават следит за всеми.
- Он может возвести тебя на трон. Хават хитер и очень опасен, но я еще не отменил для него противоядие. Кинжал тоже опасен, Фейд, но на него есть ножны. Яд - ножны для Хавата. Когда мы уберем противоядие, смерть заключит его в ножны - навсегда.
- В некотором смысле все это похоже на арену, - заметил Фейд-Раус. Притворство внутри притворства. Нужно следить за тем, куда уклонился гладиатор, куда он посмотрел, как он держит нож.
Он видел, что его слова понравились дяде. При этом он подумал: "Да! Как на арене. И лезвие - ум!"
- Теперь ты понимаешь, как нуждаешься во мне, Фейд? - спросил барон. - Я еще могу быть полезен.
"Кинжал полезен, пока не притупится", - подумал Фейд-Раус, а вслух произнес:
- Да, дядя.
- А теперь, - сказал барон, - мы вместе отправимся в помещение рабов. И я прослежу за тем, как ты собственными руками убьешь всех женщин в крыле удовольствий.
- Дядя?
- У нас будут другие женщины, Фейд. Но я уже сказал, что больше не допущу ошибки.
Лицо Фейд-Рауса потемнело.
- Дядя, вы...
- Ты примешь это наказание и кое-что вынесешь из него, - сказал барон.
Фейд-Раус увидел злорадство в глазах дяди. "И я должен помнить эту ночь, - сказал он. - И помня ее, я должен помнить другие ночи".
- Ты не откажешься, - сказал барон.
"Что бы он сделал, если бы я отказался?" - спросил себя Фейд-Раус. Но он знал, что существовали более изощренные наказания, которые бы согнули его еще более грубо.
- Я тебя знаю, Фейд. Ты не откажешься.
