И да, и нет — здесь все мое, Приемлю боль – как благостыню, Благославляю бытие, И если создал я пустыню, Ее величие – мое!
2
Весенний шум, весенний гул природы В моей душе звучит не как призыв. Среди живых – лишь люди не уроды, Лишь человек хоть частию красив.
Он может мне сказать живое слово, Он полон бездн мучительных, как я. И только в нем ежеминутно ново Видение земного бытия.
Какое счастье думать, что сознаньем, Над смутой гор, морей, лесов, и рек, Над мчащимся в безбрежность мирозданьем, Царит непобедимый человек.
О, верю! Мы повсюду бросим сети, Средь мировых неистощимых вод. Пред будущим теперь мы только дети. Он – наш, он – наш, лазурный небосвод!
3
Страшны мне звери, и черви, и птицы, Душу томит мне животный их сон. Нет, я люблю только беглость зарницы, Ветер и моря глухой перезвон.
Нет, я люблю только мертвые горы, Листья и вечно немые цветы, И человеческой мысли узоры, И человека родные черты.
4
Лишь демоны, да гении, да люди, Со временем заполнят все миры, И выразят в неизреченном чуде Весь блеск еще не снившейся игры, —
Когда, уразумев себя впервые, С душой соприкоснутся навсегда Четыре полновластные стихии: — Земля, Огонь, и Воздух, и Вода.
5
От бледного листка испуганной осины До сказочных планет, где день длинней, чем век, Все – тонкие штрихи законченной картины, Все – тайные пути неуловимых рек.
Все помыслы ума – широкие дороги, Все вспышки страстные – подъемные мосты, И как бы ни были мы бедны и убоги, Мы все-таки дойдем до нужной высоты.
То будет лучший миг безбрежных откровений, Когда, как лунный диск, прорвавшись сквозь туман, На нас из хаоса бесчисленных явлений Вдруг глянет снившийся, но скрытый Океан.
И цель пути поняв, счастливые навеки, Мы все благословим раздавшуюся тьму, И, словно радостно-расширенные реки, Своими устьями, любя, прильнем к Нему.
6
То будет таинственный миг примирения, Все в мире воспримет восторг красоты, И будет для взора не три измерения, А столько же, сколько есть снов у мечты.
То будет мистический праздник слияния, Все краски, все формы изменятся вдруг, Все в мире воспримет восторг обаяния, И воздух, и Солнце, и звезды, и звук.
И демоны, встретясь с забытыми братьями, С которыми жили когда-то всегда, Восторженно встретят друг друга объятьями, — И день не умрет никогда, никогда!
7
Будут игры беспредельные, В упоительности цельные, Будут песни колыбельные, Будем в шутку мы грустить, Чтобы с новым упоением, За обманчивым мгновением, Снова ткать с протяжным пением Переливчатую нить.
Нить мечтанья бесконечного, Беспечального, беспечного, И мгновенного и вечного, Будет вся в живых огнях, И как призраки влюбленные, Как-то сладко утомленные, Мы увидим – измененные — Наши лица – в наших снах.
8
Идеи, образы, изображенья, тени, Вы, вниз ведущие, но пышные ступени, — Как змей сквозь вас виясь, я вас люблю равно, Чтоб видеть высоту, я падаю на дно.
Я вижу облики в сосуде драгоценном, Вдыхаю в нем вино, с его восторгом пленным, Ту влагу выпью я, и по златым краям Дам биться отблескам и ликам и теням.
Вино горит сильней – незримое для глаза, И осушенная – богаче, ярче ваза. Я сладко опьянен, и, как лукавый змей, Покинув глубь, всхожу... Еще! Вот так! Скорей!
9
Я – просветленный, я кажусь собой, Но я не то, – я остров голубой: Вблизи зеленый, полный мглы и бури, Он издали являет цвет лазури.
Я – вольный сон, я всюду и нигде: — Вода блестит, но разве луч в воде? Нет, здесь светя, я где-то там блистаю, И там не жду, блесну – и пропадаю.
Я вижу все, везде встает мой лик, Со всеми я сливаюсь каждый миг. Но ветер как замкнуть в пределах зданья? Я дух, я мать, я страж миросозданья.
10
Звуки и отзвуки, чувства и призраки их, Таинство творчества, только что созданный стих.
Только что срезанный свежий и влажный цветок, Радость рождения – этого пения строк.
Воды мятежились, буря гремела, – но вот В водной зеркальности дышет опять небосвод.
Травы обрызганы с неба упавшим дождем. Будем же мучиться, в боли мы тайну найдем.
Слава создавшему песню из слез роковых, Нам передавшему звонкий и радостный стих!
