Константин Бальмонт. В Белой стране

 
Небо, и снег, и Луна,
Самая хижина – снег.
Вечность в минуте – одна,
Не различается бег.
 
 
Там в отдалении лед,
Целый застыл Океан
Дней отмечать ли мне счет?
В днях не ночной ли туман?
 
 
Ночь, это – бледная сень,
День – запоздавшая ночь.
Скрылся последний олень,
Дьявол умчал его прочь.
 
 
Впрочем, о чем это я?
Много в запасе еды.
Трапеза трижды моя
Между звезды и звезды.
 
 
Слушай, как воет пурга,
Ешь в троекратности жир,
Жди, не идет ли цынга,
Вот завершенный твой мир.
 
 
Жирного плотно поев,
Снегом очисти свой рот.
Нового снега посев
С белою тучей идет.
 
 
Вызвать на бой мне пургу?
Выйти до области льдов?
Крепко зажав острогу,
Ждать толстолапых врагов?
 
 
В белой холодной стране
Белый огромный медведь.
Месяц горит в вышине,
Круглая мертвая медь.
 
 
Вот, я наметил врага,
Вот, он лежит предо мной,
Меч мой в ночи – острога,
Путь мой означен – Луной.
 
 
Шкуру с медведя сорву!
Все же не будет теплей.
С зверем я зверем живу,
Сытой утробой моей.
 
 
Вот, возвращусь я сейчас
В тесную душность юрты.
Словно покойника глаз
Месяц глядит с высоты.
 
 
Стала потише пурга,
Все ж заметает мой след.
Тонет в пушинках нога,
В этом мне радости нет.
 
 
Впрочем, кому же следы
В этой пустыне искать?
Снег, и пространство, и льды,
Снежная льдяная гладь.
 
 
Я беспредельно один,
Тонут слова на лету.
Жди умножения льдин,
Дьяволы смотрят в юрту.