Константин Бальмонт. Воскресший

 
Полу изломанный, разбитый,
С окровавленной головой,
Очнулся я на мостовой,
Лучами яркими облитой.
 
 
Зачем я бросился в окно?
Ценою страшного паденья
Хотел купить освобожденье
От уз, наскучивших давно.
 
 
Хотел убить змею печали,
Забыть позор погибших дней...
Но пять воздушных саженей
Моих надежд не оправдали.
 
 
И вдруг открылось мне тогда,
Что все, что сделал я, – преступно.
И было Небо недоступно,
И высоко, как никогда.
 
 
В себе унизив человека,
Я от своей ушел стези,
И вот лежал теперь в грязи,
Полурастоптанный калека.
 
 
И сквозь столичный шум и гул,
Сквозь этот грохот безучастный.
Ко мне донесся звук неясный:
Знакомый дух ко мне прильнул.
 
 
И смутный шепот, замирая,
Вздыхал чуть слышно надо мной,
И был тот шепот – звук родной
Давно утраченного рая: —
 
 
«Ты не исполнил свой предел,
Ты захотел успокоенья,
Но нужно заслужить забвенье
Самозабвеньем чистых дел.
 
 
Умри, когда отдашь ты жизни
Все то, что жизнь тебе дала,
Иди сквозь мрак земного зла,
К небесной радостной отчизне.
 
 
Ты обманулся сам в себе
И в той, что льет теперь рыданья, —
Но это мелкие страданья.
Забудь. Служи иной судьбе.
 
 
Душой отзывною страдая,
Страдай за мир, живи с людьми
И после – мой венец прими»...
Так говорила тень святая.
 
 
То Смерть-владычица была,
Она явилась на мгновенье,
Дала мне жизни откровенье
И прочь – до времени – ушла.
 
 
И новый, лучший день, алея,
Зажегся для меня во мгле. —
И прикоснувшися к земле,
Я встал с могуществом Антея.