Александр Блок - Песнь ада

 
День догорел на сфере той земли,
Где я искал путей и дней короче.
Там сумерки лиловые легли.
 
 
Меня там нет. Тропой подземной ночи
Схожу, скользя, уступом скользких скал.
Знакомый Ад глядит в пустые очи.
 
 
Я на земле был брошен в яркий бал,
И в диком танце масок и обличий
Забыл любовь и дружбу потерял.
 
 
Где спутник мой? – О, где ты, Беатриче? —
Иду один, утратив правый путь,
В кругах подземных, как велит обычай,
 
 
Средь ужасов и мраков потонуть.
Поток несет друзей и женщин трупы,
Кой-где мелькнет молящий взор, иль грудь;
 
 
Пощады вопль, иль возглас нежный – скупо
Сорвется с уст; здесь умерли слова;
Здесь стянута бессмысленно и тупо
 
 
Кольцом железной боли голова;
И я, который пел когда-то нежно, —
Отверженец, утративший права!
 
 
Все к пропасти стремятся безнадежной,
И я вослед. Но вот, в прорыве скал,
Над пеною потока белоснежной,
 
 
Передо мною бесконечный зал.
Сеть кактусов и роз благоуханье,
Обрывки мрака в глубине зеркал;
 
 
Далеких утр неясное мерцанье
Чуть золотит поверженный кумир;
И душное спирается дыханье.
 
 
Мне этот зал напомнил страшный мир,
Где я бродил слепой, как в дикой сказке,
И где застиг меня последний пир.
 
 
Там – брошены зияющие маски;
Там – старцем соблазненная жена,
И наглый свет застал их в мерзкой ласке
 
 
Но заалелся переплет окна
Под утренним холодным поцелуем,
И странно розовеет тишина.
 
 
В сей час в стране блаженной мы ночуем,
Лишь здесь бессилен наш земной обман,
И я смотрю, предчувствием волнуем,
 
 
В глубь зеркала сквозь утренний туман.
Навстречу мне, из паутины мрака,
Выходит юноша. Затянут стан;
 
 
Увядшей розы цвет в петлице фрака
Бледнее уст на лике мертвеца;
На пальце – знак таинственного брака —
 
 
Сияет острый аметист кольца;
И я смотрю с волненьем непонятным
В черты его отцветшего лица
 
 
И вопрошаю голосом чуть внятным:
«Скажи, за что томиться должен ты
И по кругам скитаться невозвратным?»
 
 
Пришли в смятенье тонкие черты,
Сожженный рот глотает воздух жадно,
И голос говорит из пустоты:
 
 
«Узнай: я предан муке беспощадной
За то, что был на горестной земле
Под тяжким игом страсти безотрадной
 
 
Едва наш город скроется во мгле, —
Томим волной безумного напева,
С печатью преступленья на челе,
 
 
Как падшая униженная дева,
Ищу забвенья в радостях вина...
И пробил час карающего гнева'
 
 
Из глубины невиданного сна
Всплеснулась, ослепила, засияла
мной – чудесная жена!
 
 
В вечернем звоне хрупкого бокала,
В тумане хмельном встретившись на миг
С единственной, кто ласки презирала,
 
 
Я ликованье первое постиг!
Я утопил в ее зеницах взоры!
Я испустил впервые страстный крик!
 
 
Так этот миг настал, нежданно скорый.
И мрак был глух. И долгий вечер мглист
И странно встали в небе метеоры.
 
 
Но был в крови вот этот аметист.
И пил я кровь из плеч благоуханных,
И был напиток душен и смолист...
 
 
Но не кляни повествований странных
О том, как длился непонятный сон...
Из бездн ночных и пропастей туманных
 
 
К нам доносился погребальный звон;
Язык огня взлетел, свистя, над нами,
Чтоб сжечь ненужность прерванных времен!
 
 
И – сомкнутых безмерными цепями —
Нас некий вихрь увлек в подземный мир!
Окованной навек глухими снами,
 
 
Дано ей чуять боль и помнить пир,
Когда, что ночь, к плечам ее атласным
Тоскующий склоняется вампир!
 
 
Но мой удел – могу ль не звать ужасным?
Едва холодный и больной рассвет
Исполнит Ад сияньем безучастным,
 
 
Из зала в зал иду свершать завет,
Гоним тоскою страсти безначальной, —
Так сострадай и помня, мой поэт:
 
 
Я обречен в далеком мраке спальной,
Где спит она и дышит горячо,
Склонясь над ней влюбленно и печально,
 
 
Вонзить свой перстень в белое плечо!»