Ранним утром, когда люди ленились шевелиться, Серый сон предчувствуя последних дней зимы, Пробудились в комнате мужчина и блудница, Медленно очнулись среди угарной тьмы.
Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи, Оплывший огарок маячил в оплывших глазах. За холодным окном дрожали женские плечи, Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах
Но серое утро уже не обмануло: Сегодня была она, как смерть, бледна. Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло, В этой самой комнате была влюблена.
Сегодня безобразно повисли складки рубашки, На всем был серый постылый налет. Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки, Всех ужасней в комнате был красный комод.
И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки, Раскачнулась под ветром, осыпая снег. В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки, И внизу стал слышен торопливый бег.
Люди суетливо выбегали за ворота (Улицу скрывал дощатый забор). Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то, Махали руками, чертя незнакомый узор.
Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье. Там, на грязной улице, где люди собрались, Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья — На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь.
Высоко – над домами – в тумане снежной бури, Нa месте полуденных туч и полунощных звезд, Розовым зигзагом в разверстой лазури Тонкая рука распластала тонкий крест.
