Пора бы жизнь осмыслить, подытожить; Уже в былом – сороковой порог, И, если дни на счет годов помножить, Пятнадцать тысяч превзойдет итог.
Но эти тысячи, порой несчастных, Порой счастливых, пережитых дней, — Как ожерелья белых, синих, красных, Зеленых, желтых, всех цветов огней!
И эти бусы жгут и давят шею, По телу разливают острый яд. Я погасить их пламя не умею, И в ночь и днем они меня язвят...
Какие камни сбросить мне? Не вас ли, Рубины алые, где тлеет страсть? Беру их в руку... Но давно погасли, Как жемчуга, они. За что ж их клясть!
Так вас, быть может, яркие алмазы, Вас, тайные, преступные мечты? Нет! в ясном свете, вы – слепые стразы, Обманный блеск поддельной красоты!
Так, значит, вас, глубокие опалы, Воспоминанья скорби и могил? Нет, нет! и вы – цветок уже завялый, И ваш огонь стал мертвым и остыл!
А вы, исканья бога, аметисты? И вы, сапфиры вдумчивых стихов? Сверкал из вас, в былом, огонь лучистый, Но вы теперь – лишь груз холодных слов!
Так что ж палит? Вы, скромные агаты? Ты, нежная, святая бирюза? Ты, гиацинт? – случайные утраты, Мелькнувшие в вечерней мгле глаза,
Сны недовиденные встреч мгновенных, Губ недоласканных прощальный суд? Что жжет еще меж зерен драгоценных? Смарагд? топаз? лал? оникс? изумруд?
Всмотрюсь, – и блекнет блеск великолепий: На белых нитях – только тусклый груз... Но эти нити сжали жизнь, как цепи, Палят, как угли, звенья длинных бус!
И жаль порвать уборы ожерелий: Палим, любуюсь ими я в тиши... Пусть каждый камень мертв: они горели, Горят и ныне – в тайниках души!
