Генрих Гейне. Поэт Фирдуси.
ПОЭТ ФИРДУСИ[43]
1
К одному приходит злато,
Серебро идет к другому.
Для простого человека
Все томаны — серебро.
Но в устах державных шаха
Все томаны — золотые.
Он дарит и принимает
Только золотые деньги.
Так считают все на свете,
Так считал и сам великий
Фирдуси, творец огромной,
Многославной Шах-намэ.
Эту песню о героях
Начал он по воле шаха.
Шах сулил певцу награду:
Каждый стих — один томан.
Расцвело шестнадцать весен,
Отцвело шестнадцать весен,
Соловей прославил розу
И умолк шестнадцать раз.
А поэт сидел прилежно
У станка крылатой мысли,
День и ночь, трудясь прилежно,
Ткал ковер узорной песни.
Ткал поэт ковер узорный
И вплетал в него искусно
Все легенды Фарсистана[44],
Славу древних властелинов,
Своего народа славу,
Храбрых витязей деянья,
Волшебство и злые чары
В раме сказочных цветов.
Все цвело, дышало, пело,
Пламенело, трепетало, —
Там сиял, как свет небес,
Первозданный свет Ирана,
Яркий, вечный свет, не меркший,
Вопреки Корану, муфти[45]
В храме огненного духа,
В сердце пламенном поэта.
Завершив свое творенье,
Переслал поэт владыке
Манускрипт великой песни —
Двести тысяч строк стихов.
Это было в банях Гасны, —
В старых банях знойной Гасны
Шаха черные посланцы
Разыскали Фирдуси.
Каждый нес мешок с деньгами
И слагал к ногам поэта,
На колени став, высокий,
Щедрый дар за долгий труд.
И поэт нетерпеливо
Вскрыл мешки, чтоб насладиться
Видом золота желанным —
И отпрянул, потрясенный:
Перед ним бесцветной грудой
Серебро в мешках лежало —
Двести тысяч, — и поэт
Засмеялся горьким смехом.
С горьким смехом разделил он
Деньги на три равных части.
Две из них посланцам черным
Он в награду за усердье
Роздал, поровну обоим.
Третью банщику он бросил
За его услуги в бане,
Всех по-царски одарил.
Взял он страннический посох
И, столичный град покинув,
За воротами с презреньем
Отряхнул с сандалий прах.
2
«Если б только лгал он мне,
Обещав — нарушил слово,—
Что же, людям лгать не ново,
Я простить бы мог вполне.
Но ведь он играл со мной,
Обнадежил обещаньем,
Ложь усугубил молчаньем,
Он свершил обман двойной.
Был он статен и высок,
Горд и благороден ликом.
Не в пример другим владыкам —
Царь от головы до ног.
Он, великий муж Ирана,
Солнцем глядя мне в глаза,
Светоч правды, лжи гроза,
Пал до низкого обмана!»
3
Шах Магомет окончил пир.
В его душе любовь и мир.
В саду у фонтана, под сенью маслин,
На красных подушках сидит властелин.
В толпе прислужников смиренной —
Анзари[46], любимец его неизменный.
В мраморных вазах, струя аромат,
Буйно цветущие розы горят.
Пальмы, подобны гуриям рая,
Стоят, опахала свои колыхая.
Спят кипарисы полуденным сном,
Грезя о небе, забыв о земном.
И вдруг, таинственной вторя струне,
Волшебная песнь полилась в тишине.
И шах ей внемлет с огнем в очах.
«Чья это песня?» — молвит шах.
Анзари в ответ: «О владыка вселенной!
Той песни творец — Фирдуси несравненный».
«Как, Фирдуси? — изумился шах. —
Но где ж он, великий, в каких он краях?»
И молвил Анзари: «Уж много лет
Безмерно бедствует поэт.
Он в Тус воротился, к могилам родным,
И кормится маленьким садом своим».
Шах Магомет помолчал в размышленьи
И молвил: «Анзари, тебе повеленье.
Ступай-ка на скотный мой двор с людьми,
Сто мулов, полсотни верблюдов возьми.
На них нагрузи драгоценностей гору,
Усладу сердцу, отраду — взору:
Заморских диковин, лазурь, изумруды,
Резные эбеновые сосуды,
Фаянс, оправленный кругом
Тяжелым золотом и серебром,
Слоновую кость, кувшины и кубки,
Тигровы шкуры, трости, трубки,
Ковры и шали, парчевые ткани,
Изготовляемые в Иране.
Не позабудь вложить в тюки
Оружье, брони и чепраки,
Да самой лучшей снеди в избытке,
Всех видов яства и напитки,
Конфеты, миндальные торты, варенья,
Разные пироги, соленья.
Прибавь двенадцать арабских коней,
Что стрел оперенных и ветра быстрей,
Двенадцать невольников чернотелых,
Крепких, как бронза, в работе умелых.
Анзари, сей драгоценный груз
Тобой доставлен будет в Тус
И весь, включая мой поклон,
Великому Фирдуси вручен».
Анзари исполнил повеленья,
Навьючил верблюдов без промедленья, —
Была несметных подарков цена
Доходу с провинции крупной равна.
И вот Анзари, в назначенный срок,
Собственноручно поднял флажок,
И знойною степью в глубь Ирана
Двинулся во главе каравана.
Шли восемь дней и с девятой зарей
Тус увидали вдали под горой.
Шумно и весело, под барабан,
С запада в город вошел караван.
Грянули враз: «Ля-иль-ля иль Алла![47]».
Это ль не песня триумфа была!
Трубы ревели, рога завывали,
Верблюды, погонщики, все ликовали.
А в тот же час из восточных ворот
Шел с погребальным плачем народ.
К тихим могилам, белевшим вдали,
Прах Фирдуси по дороге несли.
Поделиться страницей через