Меж тем, как Франция, среди рукоплесканий И кликов радостных, встречает хладный прах Погибшего давно среди немых страданий В изгнаньи мрачном и в цепях; Меж тем, как мир услужливой хвалою Венчает позднего раскаянья порыв И вздорная толпа, довольная собою, Гордится, прошлое забыв, — Негодованию и чувству дав свободу, Поняв тщеславие сих праздничных забот, Мне хочется сказать великому народу: Ты жалкий и пустой народ! Ты жалок потому, что вера, слава, гений, Всё, всё великое, священное земли, С насмешкой глупою ребяческих сомнений Тобой растоптано в пыли. Из славы сделал ты игрушку лицемерья, Из вольности – орудье палача, И все заветные отцовские поверья Ты им рубил, рубил сплеча, — Ты погибал… и он явился, с строгим взором, Отмеченный божественным перстом, И признан за вождя всеобщим приговором, И ваша жизнь слилася в нем, — И вы окрепли вновь в тени его державы, И мир трепещущий в безмолвии взирал На ризу чудную могущества и славы, Которой вас он одевал. Один, – он был везде, холодный, неизменный, Отец седых дружин, любимый сын молвы, В степях египетских, у стен покорной Вены, В снегах пылающей Москвы.
А вы, чтó делали, скажите, в это время, Когда в полях чужих он гордо погибал? Вы потрясали власть избранную как бремя, Точили в темноте кинжал! Среди последних битв, отчаянных усилий, В испуге не поняв позора своего, Как женщина, ему вы изменили, И, как рабы, вы предали его! Лишенный прав и места гражданина, Разбитый свой венец он снял и бросил сам, И вам оставил он в залог родного сына — Вы сына выдали врагам! Тогда, отяготив позорными цепями, Героя увезли от плачущих дружин, И на чужой скале, за синими морями, Забытый, он угас один — Один, замучен мщением бесплодным, Безмолвною и гордою тоской, И, как простой солдат, в плаще своем походном Зарыт наемною рукой… * Но годы протекли, и ветреное племя Кричит: «Подайте нам священный этот прах! Он наш; его теперь, великой жатвы семя, Зароем мы в спасенных им стенах!» И возвратился он на родину; безумно, Как прежде, вкруг него теснятся и бегут И в пышный гроб, среди столицы шумной, Остатки тленные кладут. Желанье позднее увенчано успехом! И краткий свой восторг сменив уже другим, Гуляя, топчет их с самодовольным смехом Толпа, дрожавшая пред ним. * И грустно мне, когда подумаю, что ныне Нарушена святая тишина Вокруг того, кто ждал в своей пустыне Так жадно, столько лет – спокойствия и сна! И если дух вождя примчится на свиданье С гробницей новою, где прах его лежит, Какое в нем негодованье При этом виде закипит! Как будет он жалеть, печалию томимый, О знойном острове, под небом дальних стран, Где сторожил его, как он непобедимый, Как он великий, океан!
