Три ночи я провел без сна – в тоске, В молитве, на коленах – степь и небо Мне были храмом, алтарем курган; И если б кости, скрытые под ним, Пробуждены могли быть человеком, То обожженные моей слезой, Проникнувшей сквозь землю, мертвецы Вскочили б, загремев одеждой бранной! О боже! как? – одна, одна слеза Была плодом ужасных трех ночей? Нет, эта адская слеза, конечно, Последняя, не то три ночи б я Ее не дожидался. Кровь собратий, Кровь стариков, растоптанных детей Отяготела на душе моей, И приступила к сердцу, и насильно Заставила его расторгнуть узы Свои, и в мщенье обратила всё, Что в нем похоже было на любовь; Свой замысел пускай я не свершу, Но он велик – и этого довольно; Мой час настал – час славы, иль стыда; Бессмертен, иль забыт я навсегда.
Я вопрошал природу, и она Меня в свои объятья приняла, В лесу холодном в грозный час метели Я сладость пил с ее волшебных уст, Но для моих желаний мир был пуст, Они себе предмета в нем не зрели; На звезды устремлял я часто взор И на луну, небес ночных убор, Но чувствовал, что не для них родился; Я небо не любил, хотя дивился Пространству без начала и конца, Завидуя судьбе его творца; Но, потеряв отчизну и свободу, Я вдруг нашел себя, в себе одном Нашел спасенье целому народу; И утонул деятельным умом В единой мысли, может быть напрасной И бесполезной для страны родной; Но, как надежда, чистой и прекрасной, Как вольность, сильной и святой.
