Николай Некрасов. В. Г. Белинский

   В одном из переулков дальних
   Среди друзей своих печальных
   Поэт в подвале умирал
   И перед смертью им сказал:
 
   "Как я назад тому семь лет
   Другой бедняк покинул свет,
   Таким же сокрушен недугом.
   Я был его ближайшим другом
   И братом по судьбе. Мы шли
   Одной тернистою дорогой
   И пересилить не могли
   Судьбы, равно к обоим строгой.
   Он честно истине служил,
   Он духом был смелей и чище,
   Зато и раньше проложил
   Себе дорогу на кладбище…
   А ныне очередь моя…
   Его я пережил не много;
   Я сделал мало, волей бога
   Погибла даром жизнь моя,
   Мои страданья были люты,
   Но многих был я сам виной;
   Теперь, в последние минуты,
   Хочу я долг исполнить мой,
   Хочу сказать о бедном друге
   Всё, что я видел, что я знал
   И что в мучительном недуге
   Он честным людям завещал…
 
   Родился он почти плебеем
   (Что мы бесславьем разумеем,
   Что он иначе понимал).
   Его отец был лекарь жалкой,
   Он только пить любил, да палкой
   К ученью сына поощрял.
   Процесс развития – в России
   Не чуждый многим – проходя,
   Книжонки дельные, пустые
   Читало с жадностью дитя,
   Притом, как водится, украдкой…
   Тоска мечтательности сладкой
   Им овладела с малых лет…
   Какой прозаик иль поэт
   Помог душе его развиться,
   К добру и славе прилепиться -
   Не знаю я. Но в нем кипел
   Родник богатых сил природных -
   Источник мыслей благородных
   И честных, бескорыстных дел!..
 
   С кончиной лекаря, на свете
   Остался он убог и мал;
   Попал в Москву, учиться стал
   В московском университете;
   Но выгнан был, не доказав
   Каких-то о рожденьи прав,
   Не удостоенный патентом,-
   И оставался целый век
   Недоучившимся студентом.
   (Один ученый человек
   Колол его неоднократно
   Таким прозванием печатно,
   Но, впрочем бог ему судья!..)
   Бедняк, терпя нужду и горе,
   В подвале жил – и начал вскоре
   Писать в журналах. Помню я:
   Писал он много… Мыслью новой,
   Стремленьем к истине суровой
   Горячий труд его дышал,-
   Его заметили… В ту пору
   Пришла охота прожектеру,
   Который барышей желал,
   Обширный основать журнал…
   Вникая в дело неглубоко,
   Искал он одного, чтоб тот,
   Кто место главное займет,
   Писал разборчиво – и срока
   В доставке своего труда
   Не нарушал бы никогда.
   Белинский как-то с ним списался
   И жить на Север перебрался…
 
   Тогда всё глухо и мертво
   В литературе нашей было:
   Скончался Пушкин; без него
   Любовь к ней в публике остыла…
   В бореньи пошлых мелочей
   Она погрязнув поглупела…
   До общества, до жизни ей
   Как будто не было и дела.
   В то время как в родном краю
   Открыто зло торжествовало,
   Ему лишь "баюшки-баю"
   Литература распевала.
   Ничья могучая рука
   Ее не направляла к цели;
   Лишь два задорных поляка
   На первом плане в ней шумели.
   Уж новый гений подымал
   Тогда главу свою меж нами,
   Но он один изнемогал,
   Тесним бесстыдными врагами;
   К нему под знамя приносил
   Запас идей, надежд и сил
   Кружок еще несмелый, тесный…
   Потребность сильная была
   В могучем слове правды честной,
   В открытом обличенье зла…
 
   И он пришел, плебей безвестный!..
   Не пощадил он ни льстецов,
   Ни подлецов, ни идиотов,
   Ни в маске жарких патриотов
   Благонамеренных воров!
   Он все предания проверил,
   Без ложного стыда измерил
   Всю бездну дикости и зла,
   Куда, заснув под говор лести,
   В забвеньи истины и чести,
   Отчизна бедная зашла!
   Он расточал ей укоризны
   За рабство – вековой недуг,-
   И прокричал врагом отчизны
   Его – отчизны ложный друг.
   Над ним уж тучи собирались,
   Враги шумели, ополчались.
   Но дикий вопль клеветника
   Не помешал ему пока…
   В нем силы пуще разгорались,
   И между тем как перед ним
   Его соратники редели,
   Смирялись, пятились, немели,
   Он шел один неколебим!..
 
   О! сколько есть душой свободных
   Сынов у родины моей,
   Великодушных, благородных
   И неподкупно верных ей,
   Кто в человеке брата видит,
   Кто зло клеймит и ненавидит,
   Чей светел ум и ясен взгляд,
   Кому рассудок не теснят
   Преданья ржавые оковы,-
   Не все ль они признать готовы
   Его учителем своим?..
 
   Судьбой и случаем храним,
   Трудился долго он – и много
   (Конечно, не без воли бога)
   Сказать полезного успел
   И может быть бы уцелел…
   Но поднялась тогда тревога
   В Париже буйном – и у нас
   По-своему отозвалась…
   Скрутили бедную цензуру -
   Послушав наконец клевет,
   И разбирать литературу
   Созвали целый комитет.
   По счастью, в нем сидели люди
   Честней, чем был из них один,
   Фанатик ярый Бутурлин,
   Который, не жалея груди,
   Беснуясь, повторял одно:
   "Закройте университеты,
   И будет зло пресечено!.."
   (О муж бессмертный! не воспеты
   Еще никем твои слова,
   Но твердо помнит их молва!
   Пусть червь тебя могильный гложет,
   Но сей совет тебе поможет
   В потомство перейти верней,
   Чем том истории твоей…)
 
   Почти полгода нас судили,
   Читали, справки наводили -
   И не остался прав никто…
   Как быть! спасибо и за то,
   Что не был суд бесчеловечен…
   Настала грустная пора,
   И честный сеятель Добра
   Как враг отчизны был отмечен;
   За ним следили, и тюрьму
   Враги пророчили ему…
   Но тут услужливо могила
   Ему объятья растворила:
   Замучен жизнью трудовой
   И постоянной нищетой,
   Он умер… Помянуть печатно
   Его не смели… Так о нем
   Слабеет память с каждым днем
   И скоро сгибнет невозвратно!.."
 
   Поэт умолк. А через день
   Скончался он. Друзья сложились
   И над усопшим согласились
   Поставить памятник, но лень
   Исполнить помешала вскоре
   Благое дело, а потом
   Могила заросла кругом:
   Не сыщешь… Не велико горе!
   Живой печется о живом,
   А мертвый спи глубоким сном…
 
   (Первая половина 1855)