Средь темной рощицы, под тенью лип душистых, В высоком тростнике, где частым жемчугом Вздувалась пена вод сребристых, Колеблясь тихим ветерком, Покров красавицы стыдливой, Небрежно кинутый, у берега лежал, И прелести ее поток волной игривой С весельем орошал.
Житель рощи торопливый, Будь же скромен, о ручей! Тише, струйки говорливы! Изменить страшитесь ей!
Леда робостью трепещет, Тихо дышит снежна грудь, Ни волна вокруг не плещет, Ни зефир не смеет дуть.
В роще шорох утихает, Всё в прелестной тишине; Нимфа далее ступает, Робкой вверившись волне.
Но что-то меж кустов прибрежных восшумело. И чувство робости прекрасной овладело; Невольно вздрогнула, не в силах воздохнуть. И вот пернатых царь из-под склоненной ивы, Расправя крылья горделивы, К красавице плывет — веселья полна грудь; С шумящей пеною отважно волны гонит, Крылами воздух бьет, То в кольца шею вьет, То гордую главу, смирясь, пред Ледой клонит.
Леда смеется. Вдруг раздается Радости клик. Вид сладострастный! К Леде прекрасной Лебедь приник. Слышно стенанье, Снова молчанье. Нимфа лесов С негою сладкой Видит украдкой Тайну богов.
Опомнясь наконец, красавица младая Открыла тихий взор, в томленьях воздыхая, И что ж увидела? — На ложе из цветов Она покоится в объятиях Зевеса; Меж ними юная любовь,— И пала таинства прелестного завеса.
