Ты заходил в наш вигвам, сынок? — спросил Натти.
— Да, там все спокойно, только вот сквайр Дулитл рыщет неподалеку. Но ничего, дверь я запер крепко, и к тому же он слишком большой трус и не решится подойти к собакам.
— Об этом человеке мало можно сказать хорошего, — промолвил Натти; он вытянул окуня и вновь насадил наживку на крючок. — Ему до страсти хочется сунуть нос в мой дом. Всякий раз, как встретимся, он чуть ли не прямо просит меня об этом. Но я отвожу разговор в сторону, и мистер Дулитл с чем был, с тем и остается. Видно, слишком много развелось законов, коли поручают толковать их таким вот людишкам, вроде Хайрема.
— Боюсь, что он не столько глупец, сколько плут, — заметил Эдвардс, — Он вертит этим простаком шерифом, как ему вздумается. Дерзкое любопытство наглеца может принести нам неприятности.
— Коли он будет уж очень часто слоняться возле моей хижины, я просто-напросто пристрелю его, — спокойно заявил Кожаный Чулок.
— Нет, Натти, закон есть закон, его нарушать нельзя. Иначе ты попадешь в беду, и это будет тяжким горем для всех нас.
— Правда, сынок? — воскликнул охотник и взглянул на юношу дружелюбно и с явным интересом. — В тебе, мой мальчик, течет настоящая, горячая кровь. И я готов сказать это в лицо судье Темплу и любому другому судье на свете. Как ты полагаешь, Джон, верно я говорю, что Оливер надежный друг, своих не предаст?
— Он делавар и мой брат, — ответил могиканин. — Молодой Орел отважен, он станет вождем. И никакой беды не произойдет.
— Ну хорошо, хорошо, — прервал их юноша несколько нетерпеливо. — Не будем больше говорить об этом, друзья мои. Если даже я и не обладаю теми достоинствами, которыми наделило меня ваше пристрастное ко мне отношение, можете быть уверены, что я с вами на всю жизнь, и в беде и в удаче.
Старики умолкли: как видно, они привыкли повиноваться юноше.
Некоторое время все трое молчали, занятые каждый своей удочкой.
— Какое нынче прекрасное, гладкое озеро! — сказал наконец Эдвардс, как видно, лишь для того, чтобы нарушить молчание: он чувствовал, что именно ему надо возобновить разговор. — Доводилось ли тебе, Натти, когда-либо видеть его таким спокойным и безмятежным?
— Я знаю воды Отсего вот уже сорок пять лет, — ответил Кожаный Чулок, — и могу сказать, что во всей стране не сыщешь более чистых ручьев и лучшей рыбы, чем здесь. Когда-то здесь не было хозяев, да-да! И как же привольно жилось тогда Натти Бампо! Дичи было сколько душе угодно. И никто не посягал на эту землю, никого здесь, кроме меня, и не было, разве что иной раз пройдет через горы отряд охотников-делаваров или проберется сквозь чащу разбойник-ирокез с ружьем. Там, в долине, к западу отсюда, обосновались два или три француза — они женились на индейских женщинах, — еще иногда приезжали из Вишневой долины шотландцы и ирландцы, одалживали у меня пирогу половить окуней или форель. И никто меня не трогал, уж такая была благодать! Да еще Джон заходил. Джон знает, как было здесь в те времена.
Могиканин повернул голову и, сделав свой обычный выразительный жест рукой, обозначавший у него согласие, ответил на делаварском наречии:
— Земля эта принадлежала моему народу. На совете вождей мы порешили отдать ее моему брату, Пожирателю Огня. А то, что отдают делавары, то отдано навечно, как вечно течет вода. На совете и Соколиный Глаз курил трубку, потому что мы любили его.
