Купер Д.Ф. "Пионеры". Страница 170
— существовало одно различие. Не то чтобы я хотел обвинять тебя в том, в чем повинна лишь природа, ибо нельзя человеку вменять в вину его недостатки, как нельзя воздавать ему хвалу за прирожденные его достоинства. Мы ровесники, разница в нашем возрасте всего два дня, но в одном мы сильно расходимся.
— Право, Ричард, никак не возьму в толк, что ты имеешь в виду. Сказать по правде, мы с тобой так не похожи во всем, и у нас так часто…
— Наши маленькие несходства всего лишь следствия одной, но основной разницы, — прервал его шериф. — Дело касается наших взглядов на многостороннюю талантливость гения.
— Что такое, Дик? О чем ты?
— Мне кажется, я изъясняюсь достаточно вразумительно, на вполне правильном английском языке. Во всяком случае, мой отец, учивший меня, умел говорить…
— ..по-гречески и по-латыни. Да, да, я помню, Дик, — остановил его судья.
— Мне хорошо известно, как велики были лингвистические познания в вашем роду. Но не будем отклоняться от темы. Объясни, ради чего едем мы сегодня в горы?
— Всякая тема, сэр, требует обстоятельного изложения. Так вот, судья Темпл, ты полагаешь, что человек может делать по-настоящему хорошо лишь что-нибудь одно, согласно своим природным данным и полученному образованию, а я убежден, что гениальность заменит какую хочешь ученость и что есть люди, которые способны делать что угодно, им все под силу.
— Как, например, ты, — сказал Мармадьюк, улыбнувшись.
— Я не терплю, сэр, когда переходят на личности. Я не о себе говорю. Но в вашем «патенте» имеются трое мужчин, которых природа одарила так, что они способны на что угодно, хотя жизненные обстоятельства у всех троих разные.
— Очевидно, мы богаче гениями, чем я предполагал. Кто же этот триумвират?
— Один их них Хайрем Дулитл. По ремеслу своему он плотник, как это тебе известно, и стоит лишь взглянуть на поселок, чтобы убедиться, каковы способности этого человека. Вдобавок он мировой судья и в этой своей должности может посрамить любого, получившего специальное для этого образование.
— Отлично. Итак, это наш первый гений, — сказал Мармадьюк миролюбиво, показывая, что не собирается оспаривать этого заявления. — Но кто же второй?
— Джотем Ридл.
— Кто?!
— Джотем Ридл.
— Как! Этот вечно брюзжащий, никчемный прожектер, который каждые три года переезжает в другой штат, каждые полгода меняет ферму, и каждый сезон принимается за новое занятие: вчера он земледелец, сегодня сапожник, а завтра школьный учитель! Это воплощение всех типичных недостатков переселенца, без единого из его хороших качеств, уравновешивающих дурные. Нет, Ричард, твой второй гений не годится даже для того, чтобы… Ну хорошо, а кто третий?
— А третий не привык слушать подобные комплименты по своему адресу, судья Темпл, и потому я называть его не стану.
— Из всего сказанного тобой, Дик, я заключаю, что это трио, к которому принадлежишь и ты и которое ты возглавляешь, совершило какое-то очень важное открытие.
— Я и словом не обмолвился, что третий — это я. Я же сказал, что не люблю касаться личностей. Но ты угадал: действительно сделано открытие, и оно непосредственно и глубоко затрагивает твои интересы.
— Продолжай, Ричард, я весь обратился в слух.
— Нет, нет, Дьюк, хоть в тебе и не бог весть как много путного, надеюсь все же, что в тебе найдется и еще кое-что, кроме слуха.
И шериф во все горло расхохотался от своей шутки, сразу пришел в хорошее расположение духа и принялся излагать своему терпеливому кузену суть дела.