Едва оказавшись в стане врага, он бросился к краю фортификации и, размахивая над головой саблей, закричал:
— Победа! За мной, мои храбрые солдаты крепость наша!
Все это прозвучало вполне по-военному и явило собой прекрасный образец того, как должен держать себя офицер перед своим войском, но воинственный этот клич, увы, оказался причиной поворота успеха. Натти, все время зорко следивший за лесорубом и за врагом прямо перед собой, круто повернулся на голос капитана Холлистера и был поражен, увидев, что товарищ его лежит недвижим на земле, а на их собственном бастионе стоит капитан и издает победные крики. Дуло длинного ружья мгновенно повернулось в сторону капитана. Была минута, когда жизнь старого солдата подвергалась большому риску, но мишень для ружья Натти была слишком велика, а расстояние до нее слишком мало. Вместо того чтобы спустить курок, Кожаный Чулок направил ружье в зад врагу и мощным толчком наподдал капитана так, что тот слетел с бастиона значительно быстрее, чем на него взобрался. Место, куда опустился капитан Холлистер, оказалось как раз перед пещерой, и, едва ноги его коснулись почвы, ему показалось, что она проваливается под ним, настолько склон был крутым и скользким. Все произошло так быстро и неожиданно, что старый солдат даже не успел ничего понять. Пока он летел вниз, ему мерещилось, что он в седле и пробивается сквозь вражеские полчища. По пути он стукался о каждое дерево и воображал, что это налетают на него пехотинцы. Наконец, почти врезавшись в полуобгоревший ствол, он шлепнулся посреди проезжей дороги, и притом, к полному своему изумлению, прямо к ногам собственной супруги. Миссис Холлистер в сопровождении по крайней мере двух десятков любопытных мальчишек поднималась по дороге в гору: одной рукой она опиралась на палку, без которой никогда не выходила из дому, а в другой несла пустой мешок. При виде подвига своего достойного мужа она вознегодовала — возмущение взяло верх не только над религиозными убеждениями, но и над философской натурой почтенной дамы.
— Что же это такое, сержант! Да, никак, ты отступаешь? — закричала она. — Неужто я дожила до такого позора, чтобы мой муж удирал от врага — и какого врага! А я-то тут иду и рассказываю мальчуганам об осаде Нью-Йорка и о том, как тебя там ранило. И еще о том, каким героем ты себя сегодня покажешь. И что же я вижу? Ты отступаешь при первом же выстреле! Да, мешок можно выбросить: если и будет пожива, так все достанется другим, а не такому вояке, как ты. Там, в пещере, говорят, полным-полно золота и серебра. Да простит мне господь мирские помыслы, но и в писании сказано, что военная добыча по справедливости принадлежит победителю.
— Кто отступает? — с изумлением воскликнул ветеран. — Где мой конь? Он убит подо мной, и я…
— Да ты, никак, рехнулся! — прервала его жена, — Откуда у тебя взяться коню — кто ты такой? Всего-навсего никуда не годный капитан всякого сброда. Будь здесь настоящий капитан, ты бы летел в другую сторону!
Пока достойная чета подобным образом обсуждала происходящие события, бой над их головами разгорелся не на шутку. Кожаный Чулок, увидев, что враг его, как выразился бы Бенджамен, «идет на большой скорости», сосредоточил внимание на правом фланге осаждающих. Силачу Керби ничего не стоило бы, воспользовавшись удобной минутой, взобраться на бастион и отправить двух ее защитников вслед за капитаном Холлистером, но в эту минуту лесоруб был, по-видимому, настроен отнюдь не враждебно, ибо он гаркнул так, что его услышал и весь отступающий левый фланг:
— Ура! Ай да капитан! Вот это здорово! Гляньте, как он разделывается с кустарником! Да ему и молодые деревца нипочем — начисто срезает.
