— я здесь попробовала на выбор отметить факты, подбор сделать и нумера поставила… вы увидите. Шатов взял сверток. — Возьмите домой, посмотрите, вы ведь где живете? — В Богоявленской улице, в доме Филиппова. — Я знаю. Там тоже, говорят, кажется какой-то капитан живет подле вас, господин Лебядкин? — всё по-прежнему торопилась Лиза. Шатов с пачкой в руке, на отлете, как взял, так и просидел целую минуту без ответа, смотря в землю. — На эти дела вы бы выбрали другого, а я вам вовсе не годен буду, — проговорил он наконец, как-то ужасно странно понизив голос, почти шепотом. Лиза вспыхнула. — Про какие дела вы говорите? Маврикий Николаевич! — крикнула она, — пожалуйте сюда давешнее письмо. Я тоже за Маврикием Николаевичем подошел к столу. — Посмотрите это, — обратилась она вдруг ко мне, в большом волнении развертывая письмо. — Видали ли вы когда что-нибудь похожее? Пожалуйста, прочтите вслух; мне надо, чтоб и господин Шатов слышал. С немалым изумлением прочел я вслух следующее послание:
«Совершенству девицы Тушиной.
Милостивая государыня, Елизавета Николаевна!
О, как мила она, Елизавета Тушина, Когда с родственником на дамском седле летает, А локон ее с ветрами играет, Или когда с матерью в церкви падает ниц, И зрится румянец благоговейных лиц! Тогда брачных и законных наслаждений желаю И вслед ей, вместе с матерью, слезу посылаю.
Составил неученый за спором.
Милостивая государыня! Всех более жалею себя, что в Севастополе не лишился руки для славы, не быв там вовсе, а служил всю кампанию по сдаче подлого провианта, считая низостью. Вы богиня в древности, а я ничто и догадался о беспредельности. Смотрите как на стихи, но не более, ибо стихи все-таки вздор и оправдывают то, что в прозе считается дерзостью. Может ли солнце рассердиться на инфузорию, если та сочинит ему из капли воды, где их множество, если в микроскоп? Даже самый клуб человеколюбия к крупным скотам в Петербурге при высшем обществе, сострадая по праву собаке и лошади, презирает краткую инфузорию, не упоминая о ней вовсе, потому что не доросла. Не дорос и я. Мысль о браке показалась бы уморительною; но скоро буду иметь бывшие двести душ чрез человеконенавистника, которого презирайте. Могу многое сообщить и вызываюсь по документам даже в Сибирь. Не презирайте предложения. Письмо от инфузории разуметь в стихах.
Капитан Лебядкин,
покорнейший друг и имеет досуг».
— Это писал человек в пьяном виде и негодяй! — вскричал я в негодовании. — Я его знаю! — Это письмо я получила вчера, — покраснев и торопясь стала объяснять нам Лиза, — я тотчас же и сама поняла, что от какого-нибудь глупца; и до сих пор еще не показала maman, чтобы не расстроить ее еще более. Но если он будет опять продолжать, то я не знаю, как сделать. Маврикий Николаевич хочет сходить запретить ему. Так как я на вас смотрела как на сотрудника, — обратилась она к Шатову, — и так как вы там живете, то я и хотела вас расспросить, чтобы судить, чего еще от него ожидать можно. — Пьяный человек и негодяй, — пробормотал как бы нехотя Шатов. — Что ж, он всё такой глупый? — И, нет, он не глупый совсем, когда не пьяный. — Я знал одного генерала, который писал точь-в-точь такие стихи, — заметил я смеясь. — Даже и по этому письму видно, что себе на уме, — неожиданно ввернул молчаливый Маврикий Николаевич. — Он, говорят, с какой-то сестрой? — спросила Лиза. — Да, с сестрой. — Он, говорят, ее тиранит, правда это? Шатов опять поглядел на Лизу, насупился и, проворчав: «Какое мне дело!» — подвинулся к дверям. — Ах, постойте,
