Руки голы выше локтя, А глаза синей, чем лед. Едкий, душный запах дегтя, Как загар, тебе идет.
И всегда, всегда распахнут Ворот куртки голубой, И рыбачки только ахнут, Закрасневшись пред тобой.
Даже девочка, что ходит В город продавать камсу, Как потерянная бродит Вечерами на мысу.
Щеки бледны, руки слабы, Истомленный взор глубок, Ноги ей щекочут крабы, Выползая на песок.
Но она уже не ловит Их протянутой рукой. Все сильней биенье крови В теле раненном тоской.
1911
* * *
Мурка, не ходи, там сыч На подушке вышит, Мурка серый, не мурлычь, Дедушка услышит. Няня, не горит свеча, И скребуться мыши. Я боюсь того сыча, Для чего он вышит?
1911
* * *
Меня покинул в новолунье Мой друг любимый. Ну так что ж! Шутил: «Канатная плясунья! Как ты до мая доживешь?»
Ему ответила, как брату, Я, не ревнуя, не ропща, Но не заменят мне утрату Четыре новые плаща.
Пусть страшен путь мой, пусть опасен, Еще страшнее путь тоски… Как мой китайский зонтик красен, Натерты мелом башмачки!
Оркестр веселое играет, И улыбаются уста. Но сердце знает, сердце знает, Что ложа пятая пуста!
1911
* * *
Я и плакалась и каялась, Хоть бы с неба грянул гром! Сердце томное измаялось В нежилом дому твоем. Боль я знаю нестерпимую, Стыд обратного пути… Страшно, страшно к нелюбимому, Страшно к тихому войти. А склонюсь к нему нарядная, Ожерельями звеня, Только спросит: «Ненаглядная! Где молилась за меня?»
1911
* * *
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился, И вспыхнул на воротах газ. Мне только взгляд один запомнился Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная, Мне сразу сделалась близка, И поняла ты, что отравная И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную, Приду, как только позовешь. Меня, и грешную и праздную, Лишь ты одна не упрекнешь.
