Андреев Леонид. Иуда Искариот. Страница 23
И не было ни одного из верующих, приходивших к Иисусу, кого он не спросил бы неоднократно:
- А ты его любишь? Крепко любишь?
И все отвечали, что любят.
Он часто беседовал с Фомой и, подняв предостерегающе сухой, цепкий палец с длинным и грязным ногтем, таинственно предупреждал его:
- Смотри, Фома, близится страшное время. Готовы ли вы к нему? Почему ты не взял меча, который я принес?
Фома рассудительно ответил:
- Мы люди, непривычные к обращению с оружием. И если мы вступим в борьбу с римскими воинами, то они всех нас перебьют. Кроме того, ты принес только два меча, - что можно сделать двумя мечами?
- Можно еще достать. Их можно отнять у воинов, - нетерпеливо возразил Иуда, и даже серьезный Фома улыбнулся сквозь прямые, нависшие усы.
- Ах, Иуда, Иуда! А эти где ты взял? Они похожи на мечи римских солдат.
- Эти я украл. Можно было еще украсть, но там закричали, - и я убежал.
Фома задумался и печально сказал:
- Опять ты поступил нехорошо, Иуда. Зачем ты крадешь?
- Но ведь нет же чужого!
- Да, но завтра воинов спросят: а где ваши мечи? И, не найдя, накажут их без вины.
И впоследствии, уже после смерти Иисуса, ученики припоминали эти разговоры Иуды и решили, что вместе с учителем хотел он погубить и их, вызвав на неравную и убийственную борьбу. И еще раз прокляли ненавистное имя Иуды из Кариота, предателя.
А рассерженный Иуда, после каждого такого разговора, шел к женщинам и плакался перед ними. И охотно слушали его женщины. То женственное и нежное, что было в его любви к Иисусу, сблизило его с ними, сделало его в их глазах простым, понятным и даже красивым, хотя по-прежнему в его обращении с ними сквозило некоторое пренебрежение.
- Разве это люди? - горько жаловался он на учеников, доверчиво устремляя на Марию свой слепой и неподвижный глаз. - Это же не люди! У них нет крови в жилах даже на обол!
- Но ведь ты же всегда говорил дурно о людях, - возражала Мария,
- Разве я когда-нибудь говорил о людях дурно? - удивлялся Иуда. - Ну да, я говорил о них дурно, но разве не могли бы они быть немного лучше? Ах, Мария, глупая Мария, зачем ты не мужчина и не можешь носить меча!
- Он так тяжел, я не подниму его, - улыбнулась Мария.
- Поднимешь, когда мужчины будут так плохи. Отдала ли ты Иисусу лилию, которую нашел я в горах? Я встал рано утром, чтоб найти ее, и сегодня было такое красное солнце, Мария! Рад ли был он? Улыбнулся ли он?
- Да, он был рад. Он сказал, что от цветка пахнет Галилеей.
- И ты, конечно, не сказала ему, что это Иуда достал, Иуда из Кариота?
- Ты же просил не говорить.
- Нет, не надо, конечно, не надо, - вздохнул Иуда. - Но ты могла проболтаться, ведь женщины так болтливы. Но ты не проболталась, нет? Ты была тверда? Так, так, Мария, ты хорошая женщина. Ты знаешь, у меня где-то есть жена. Теперь бы я хотел посмотреть на нее: быть может, она тоже неплохая женщина.
- А ты его любишь? Крепко любишь?
И все отвечали, что любят.
Он часто беседовал с Фомой и, подняв предостерегающе сухой, цепкий палец с длинным и грязным ногтем, таинственно предупреждал его:
- Смотри, Фома, близится страшное время. Готовы ли вы к нему? Почему ты не взял меча, который я принес?
Фома рассудительно ответил:
- Мы люди, непривычные к обращению с оружием. И если мы вступим в борьбу с римскими воинами, то они всех нас перебьют. Кроме того, ты принес только два меча, - что можно сделать двумя мечами?
- Можно еще достать. Их можно отнять у воинов, - нетерпеливо возразил Иуда, и даже серьезный Фома улыбнулся сквозь прямые, нависшие усы.
- Ах, Иуда, Иуда! А эти где ты взял? Они похожи на мечи римских солдат.
- Эти я украл. Можно было еще украсть, но там закричали, - и я убежал.
Фома задумался и печально сказал:
- Опять ты поступил нехорошо, Иуда. Зачем ты крадешь?
- Но ведь нет же чужого!
- Да, но завтра воинов спросят: а где ваши мечи? И, не найдя, накажут их без вины.
И впоследствии, уже после смерти Иисуса, ученики припоминали эти разговоры Иуды и решили, что вместе с учителем хотел он погубить и их, вызвав на неравную и убийственную борьбу. И еще раз прокляли ненавистное имя Иуды из Кариота, предателя.
А рассерженный Иуда, после каждого такого разговора, шел к женщинам и плакался перед ними. И охотно слушали его женщины. То женственное и нежное, что было в его любви к Иисусу, сблизило его с ними, сделало его в их глазах простым, понятным и даже красивым, хотя по-прежнему в его обращении с ними сквозило некоторое пренебрежение.
- Разве это люди? - горько жаловался он на учеников, доверчиво устремляя на Марию свой слепой и неподвижный глаз. - Это же не люди! У них нет крови в жилах даже на обол!
- Но ведь ты же всегда говорил дурно о людях, - возражала Мария,
- Разве я когда-нибудь говорил о людях дурно? - удивлялся Иуда. - Ну да, я говорил о них дурно, но разве не могли бы они быть немного лучше? Ах, Мария, глупая Мария, зачем ты не мужчина и не можешь носить меча!
- Он так тяжел, я не подниму его, - улыбнулась Мария.
- Поднимешь, когда мужчины будут так плохи. Отдала ли ты Иисусу лилию, которую нашел я в горах? Я встал рано утром, чтоб найти ее, и сегодня было такое красное солнце, Мария! Рад ли был он? Улыбнулся ли он?
- Да, он был рад. Он сказал, что от цветка пахнет Галилеей.
- И ты, конечно, не сказала ему, что это Иуда достал, Иуда из Кариота?
- Ты же просил не говорить.
- Нет, не надо, конечно, не надо, - вздохнул Иуда. - Но ты могла проболтаться, ведь женщины так болтливы. Но ты не проболталась, нет? Ты была тверда? Так, так, Мария, ты хорошая женщина. Ты знаешь, у меня где-то есть жена. Теперь бы я хотел посмотреть на нее: быть может, она тоже неплохая женщина.