И с особою бережливостью переложила особа узелочек на стул.
– «Ну да, было бы с нами с обоими…» – неприятно сострил незнакомец. – «Были бы оба мы…»
Видимо, он наслаждался смущеньем особы, которую – от себя скажем мы – ненавидел он.
– «Я, конечно, не за себя, а за…»
– «Конечно, уж вы не за себя, а за…» – особе поддакивал незнакомец.
………………………
А кругом раздавалось:
– «Свиньей не ругайтесь…»
– «Да я не ругаюсь».
– «Нет, ругаетесь: попрекаете, что платили… Что ж такой, что платили; уплатили тогда, нынче плачу – я…»
– «Давай-ка, друг мой, я тебя за ефтот твой поступок расцелую…»
– «За свинью не сердись: а я – ем, ем…»
– «Уж ешьте вы, ешьте: так-то правильней…»
……………….
– «Вот-с Александр Иванович, вот-с что, родной мой, этот вы узелок», – Липпанченко покосился, – «снесете немедленно к Николаю Аполлоновичу».
– «Аблеухову?»
– «Да: к нему – на хранение».
– «Но позвольте: на хранении узелок может лежать у меня…»
– «Неудобно: вас могут схватить; там же будет в сохранности. Как-никак, дом сенатора Аблеухова… Кстати: слышали вы о последнем ответственном слове почтенного старичка?..»
Тут толстяк наклонившися зашептал что-то на ухо моему незнакомцу:
– «Шу-шу-шу…»
– «Аблеухова?»
– «Шу…».
– «Аблеухову?..»
– «Шу-шу-шу…»
– «С Аблеуховым?..»
– «Да, не с сенатором, а с сенаторским сыном: коли будете у него, так уж, сделайте милость, ему передайте заодно с узелком – это вот письмецо: тут вот…»
Прямо к лицу незнакомца приваливалась Липпанченки узколобая голова; в орбитах затаились пытливо сверлящие глазки; чуть вздрагивала губа и посасывала воздух. Незнакомец с черными усиками прислушивался к шептанию толстого господина, стараясь расслышать внимательно содержание шепота, заглушаемого ресторанными голосами; ресторанные голоса покрывали шепот Липпанченко; что-то чуть шелестело из отвратительных губок (будто шелест многих сот муравьиных членистых лапок над раскопанным муравейником) и казалось, что шепот тот имеет страшное содержание, будто шепчутся здесь о мирах и планетных системах; но стоило вслушаться в шепот, как страшное содержание шепота оказывалось содержанием будничным:
– «Письмецо передайте…»
– «Как, разве Николай Аполлонович находится в особых сношениях?»
Особа прищурила глазки и прищелкнула язычком.
– «Я же думал, что все сношения с ним – через меня…»
– «А вот видите – нет…»
……………………..
Кругом раздавалось:
– «Ешь, ешь, друг…»
– «Отхвати-ка мне говяжьего студню».
– «В пище истина…»
– «Что есть истина?»
– «Истина – естина…»
– «Знаю сам…»
– «Коли знаешь, так ладно: подставляй тарелку и ешь…»
………………………
