Лицо ее тогда озарилось закатом, над губами же явственно отметились усики; положивши руку на камень, смотрела она детским и вовсе невидящим взором в туманные, многотрубные дали и в водную глубину.
Наконец, дама взволнованно поспешила к подъезду желтого дома и позвонила.
Дверь распахнулась; старичок с галуном на отворотах из отверстия на зарю выставил свою плешь; он прищурил слезливые глазки от нестерпимого, заневского блеска.
– «Что вам угодно?..»
Дама почтенного возраста заволновалась: не то умиление, не то скрытая тщательно робость прояснила ее черты.
– «Дмитрич?.. Не узнали меня?»
Тут лакейская плешь задрожала и упала в малюсенький ридикюльчик (в руку дамы):
– «Матушка, барыня вы моя!.. Анна Петровна!»
– «Да, вот, Семеныч…»
– «Какими судьбами? Аткелева?»
Умиление, если только не тщательно скрытая робость, послышалось снова в приятном контральто.
– «Из Испании… Вот хочу посмотреть, как вы тут без меня?»
– «Барыня наша, родная… Пожалуйте-с!..»
Анна Петровна поднималась по лестнице: тот же все лестницу обволакивал бархатистый ковер. На стенах разблистался орнамент из все тех же оружий: под бдительным наблюдением барыни сюда вот когда-то повесили медную литовскую шапку, а туда – темплиерский отовсюду проржавленный меч; и ныне так же блистали: отсюда – медная литовская шапка; оттуда – крестообразные рукояти совершенно ржавых мечей.
– «Только нет никого-с: ни барчука, ни Аполлона Аполлоновича».
Над балюстрадой все та же стояла подставка из белого алебастра, как прежде, и, как прежде, та ж Ниобея поднимала горе алебастровые глаза; это прежде вновь обступило (а прошло три уж года, и за эти годы пережито столь многое). Анна Петровна вспомнила черный глаз итальянского кавалера, и опять в себе ощутила ту тщательно скрытую робость.
– «Не прикажете шоколаду, кофию-с? не прикажете самоварчик?»
Анна Петровна едва отмахнулась от прошлого (тут все так же, как прежде).
– «Как же вы без меня эти годы?»
– «Да никак-с… Только смею вам доложить, без вас – никакого порядку-с… А все прочее без последствий: по-прежнему… Аполлон Аполлонович, барин-то, – слышали?»
– «Слышала…»
– «Да-с, все знаки отличия… Царские милости… Что прикажете: барин-то важный!»
– «Барин-то – постарел?»
– «Назначаются барин на пост: на ответственный: – барин все равно, што министр: вот какой барин…»
Анне Петровне неожиданно показалось, что лакей на нее посмотрел чуть-чуть укоризненно; но это только казалось: он всего лишь поморщился от нестерпимого заневского блеска, открывая дверь в зал.
– «Ну, а Коленька?»
– «Коленька-с, Николай Аполлонович, то-ись, такой, позволю себе заметить, разумник-с! Успевают в науках; и во всяком там успевают, что им полагается… Просто красавчиком стали…»
– «Ну, что вы? Он всегда был в отца…»
Сказала: потупилась – перебирала пальцами ридикюльчик.
