Был гроб заколочен.
(– «Да-с, Александр Иванович, да-с», – донеслось откуда-то до Александра Ивановича.)
После в дом зашныряли картузы и обшваркали лестницу; говорили, будто бы за стенами там фабрикуют снаряды; Александр Иванович знал, что тот самый снаряд принесен был сперва к нему на чердак – из этого домика.
И тут вздрогнул невольно.
Как странно: возвращенный грубо к действительности (странный он был человек: думал о домике в то самое время, когда Николай Аполлонович кидал ему свои фразы…) – ну, так вот: из невнятного бреда сенаторского сынка о полиции, решительном и бесповоротном отказе, Александр Иванович понял единственно:
– «Слушайте», – сказал он, – «немногое, что мне понятно, в вашей речи понятно, это – вот только что: весь вопрос в узелке…»
– «О ней, разумеется: вы мне собственноручно передали ее на хранение».
– «Странно…»
Странно: разговор происходил у того самого домика, где бомба возникла: бомба-то, ставши умственной, описала правильный круг, так что речь о бомбе возникла в месте возникновения бомбы.
– «Тише же, Николай Аполлонович: непонятно мне, признаться, волнение ваше… Вы вот меня оскорбляете: что же вы видите предосудительного в том поступке моем?»
– «Как что?»
– «Да, что подлого в том, что партия», – слова эти произнес шепоточком он, – «вас просила до времени поберечь узелок? Вы же сами были согласны? И – все тут… Так что если вам неприятно держать у себя узелочек, то ничего мне не стоит за узелком забежать…»
– «Ах, оставьте, пожалуйста, эту мину невинности: если бы дело касалось одного узелка…»
– «Тсс! Потише: нас могут услышать…»
– «Одного узелка, – то… я бы вас понял… Не в этом дело: не притворяйтесь несведущим…»
– «В чем же дело?»
– «В насилии».
– «Насилия не было…»
– «В организованном сыске…»
– «Насилия, повторяю же, не было; вы согласились охотно; что ж касается сыска, то я…»
– «Да, тогда – летом…»
– «Чтó летом?»
– «В принципе я соглашался, или, верней, предлагал, и… пожалуй… я дал обещание, предполагая, что принуждения никакого не может тут быть, как и нет принуждения в партии; а если тут у вас принуждение, то – вы просто-напросто шаечка подозрительных интриганов… Ну, что ж?.. Обещание дал, но разве я думал, что обещание не может быть взято обратно…»
– «Постойте…»
– «Не перебивайте меня: разве я знал, что самое предложение они истолкуют так: так повернут… И мне – это предложат…»
– «Нет, постойте: я все-таки вас перебью… Это вы о каком обещании? Выражайтесь точнее…»
Александру Ивановичу тут смутно припомнилось что-то (как, однако, он все позабыл!).
– «Да, вы о том обещании?..»
