Андрей Белый. Петербург. Страница 231
И в припадке невольного страха Александр Иванович выкрикнул:
– «Милости просим…»
Сам подумал же:
– «Степка там выручит…»
……………………..
Александр Иванович бежал вверх по лестнице. За ним бежал Шишнарфнэ; бесконечная вереница ступеней уводила их, казалось, не к пятому этажу: конца лестницы не предвиделось; и сбежать было нельзя: за плечами бежал Шишнарфнэ, впереди же из комнатки била струя световая. Александр Иванович подумал:
– «Как же мог зайти ко мне Степка: ведь ключ у меня?»
Но, ощупав карман, убедился он, что ключа не было: вместо дверного ключа был ключ старого чемодана.
Петербург
Александр Иванович влетел сам не свой в свою убогую комнату и увидел, что на грязных козлах постели расселся Степан над догоравшим огарком; перед развернутой книгою с церковнославянскими буквами низко так опустилась его косматая голова.
Степан читал Требник.
Александр Иванович вспомнил обещание Степки: принести с собой Требник (его там интересовала молитва – молитва Василия Великого: увещательная, к бесам). И он ухватился за Степку.
– «Это ты, Степан: ну, я рад!»
– «Вот принес я вам, барин, Тр…», – но поглядев на вошедшего посетителя, Степка прибавил, – «что просили…»
– «Спасибо…»
– «Поджидаючи вас, зачитался я… (опять взгляд в сторону посетителя)… Мне пора…»
Александр Иванович рукой ухватился за Степку:
– «Не уходи, посиди… Этот вот барин – господин Шишнарфиев…»
Но из двери металлический голос отчеканил гортанно:
– «Не Шишнарфиев, а… Шиш-нар-фнэ…»
И охота была ему стоять за отсутствие буквы ве и твердого знака? о н виднелся у двери; о н снял котелочек; не скидывал пальтеца и окидывал комнатушку вопросительным взглядом:
– «Плоховато у вас… Сыровато… И холодно…»
Свеча догорала: вспыхнула оберточная бумага, и вдруг стены стали плясать в жидко-красном огне.
………………………
– «Нет, барин, увольте: пора мне», – засуетился тут Степка, косясь неприязненно на Александра Ивановича и вовсе не глядя на гостя, – «увольте – до другого уж разу».
Он взял с собой Требник.
Под пристальным взглядом Степана Александр Иванович свои глаза опустил: пристальный взгляд, показалось ему, есть взгляд осудительный. И как быть – со Степаном? Что-то такое ему сказать хотелось – Степану; Степана он оскорбил; Степан не простит; и, казалось, Степан теперь думает:
– «Нет, барин, коли уж эдакие к вам повадились, тут уж нечего делать; и не к чему Требник… Эдакие не ко всякому вхожи; а к кому они вхожи, тот – поля их ягода…»
Стало быть, стало быть, если полагает Степан, – посетитель-то: и есть подозрительный… А тогда, как же быть, ему, одному – без Степана:
– «Степан, оставайся».