Андрей Белый. Петербург. Страница 291
Прокрался: остановился у столика, слушая биение сердца и тихое бормотание молитв утихающего больного: и неслышным движением рука его протянулась к пресс-папье; но вот беда: на пресс-папье легла стопочка почтовой бумаги.
Только бы рукавом не зацепить за бумагу!
На беду рукавом стопочку все же он зацепил; раздался предательский шорох и бумажная стопочка рассыпалась на столе; это шуршанье бумаги пробудило в себя ушедшего подпоручика; разразившийся и теперь утихающий пароксизм разразился с новой силой; голова повернулась и увидела стоящего Николая Аполлоновича с протянутою рукой, вооруженною пресспапье; сердце упало: Николай Аполлонович от стола отскочил, пресс-папье осталось у него в кулаке – предосторожности ради.
В два скачка подлетел к нему Сергей Сергеич Лихутин, бросил руку ему на плечо и стал плечо тискать: словом – он принялся за старое:
– «Должен просить извинение… Извините: погорячился я…»
– «Успокойтесь…»
– «Очень уж необычайно все это… Только, пожалуйста, – сделайте милость: не бойтесь… Ну, чего вы дрожите?.. Кажется, я внушаю вам страх? Я… я… я… оборвал у вас фалду: это… это непроизвольно, потому что вы, Николай Аполлонович, обнаружили намерение уклониться от объяснения… Но, поймите же, от меня вам уйти невозможно, не дав объяснения…»
– «Да я же не уклоняюсь», – взмолился тут Николай Аполлонович, все сжимавший в руке пресс-папье, – «о домино я сам начал в подъезде: я сам ищу объяснения; это вы, Сергей Сергеевич, это вы сами длите: сами вы не даете возможности мне дать объяснение».
– «Мм… да, да…»
– «Верите ли, это домино объясняется переутомлением нервов; и вовсе оно не является нарушением обещания: не добровольно стоял я в подъезде, а…»
– «Так за фалду простите», – перебил его снова Лихутин, доказавши лишь, что подлинно он – невменяемый человек (все же плечо Аблеухова он пока оставил в покое)… – «Фалду вам подошьют; если хотите, я сам: у меня есть и иголки и нитки…»
– «Этого недоставало лишь», – мелькнуло в голове у Аблеухова: он с удивлением рассматривал подпоручика, убеждаясь наглядно, что все-таки пароксизм миновал.
– «Но дело не в этом: не в иголках, не в нитках…»
– «Это, Сергей Сергеевич, в сущности… Это – вздор…»
– «Да, да: вздор…»
– «Вздор по отношению к главной теме нашего объяснения: по отношению к стоянью в подъезде…»
– «Да не о стоянье в подъезде же!» – досадливо замахал рукой подпоручик, принимаясь шагать в том же все направлении: по диагонали душного кабинетика.
– «Ну, о Софье Петровне…», – выступил из угла Аблеухов, теперь заметно смелеющий.
– «Не… не… о Софье Петровне…», – прикрикнул на него подпоручик: – «вы меня совершенно не поняли!!..»