Машенька, сестра моя, москвичка! Ленинградцы говорят с тобой. На военной грозной перекличке слышишь ли далекий голос мой?
Знаю – слышишь. Знаю – всем знакомым ты сегодня хвастаешь с утра: – Нынче из отеческого дома говорила старшая сестра. – …Старый дом на Палевском, за Невской, низенький зеленый палисад. Машенька, ведь это – наше детство, школа, елка, пионеротряд… Вечер, клены, мандолины струны с соловьем заставским вперебой. Машенька, ведь это наша юность, комсомол и первая любовь. А дворцы и фабрики заставы? Труд в цехах неделями подряд? Машенька, ведь это наша слава, наша жизнь и сердце – Ленинград. Машенька, теперь в него стреляют, прямо в город, прямо в нашу жизнь. Пленом и позором угрожают, кандалы готовят и ножи. Но, жестоко душу напрягая, смертно ненавидя и скорбя, я со всеми вместе присягаю и даю присягу за тебя. Присягаю ленинградским ранам, первым разоренным очагам: не сломлюсь, не дрогну, не устану, ни крупицы не прощу врагам. Нет! По жизни и по Ленинграду полчища фашистов не пройдут. В низеньком зеленом полисаде лучше мертвой наземь упаду. Но не мы – они найдут могилу. Машенька, мы встретимся с тобой. Мы пройдемся по заставе милой, по зеленой, синей, голубой. Мы пройдемся улицею длинной, вспомним эти горестные дни и услышим говор мандолины, и увидим мирные огни. Расскажи ж друзьям своим в столице: – Стоек и бесстрашен Ленинград. Он не дрогнет, он не покорится, – так сказала старшая сестра.
