- Исключается.
- Бобби - это уменьшительное имя, которым вы называли свою старшую дочь Роберту, не так ли?
- Протестую... - и прочее.
- Суд отклоняет протест защиты.
- Да, сэр. Так мы ее иногда называли дома. Просто Бобби.
Клайд внимательно слушал; не дрогнув, он выдержал суровый, обвиняющий взгляд этого угрюмого деревенского Приама и удивился: он впервые узнал уменьшительное имя своей бывшей возлюбленной. Он звал ее Бертой, и она никогда не говорила ему, что дома ее называли Бобби.
И под перекрестным огнем протестов, споров, решений судьи старик Олден, руководимый Мейсоном, продолжал рассказывать, как Роберта, получив письмо от Грейс Марр, решила поехать в Ликург и поселиться у четы Ньютон, как она стала работать на фабрике Грифитсов и как редко с тех пор видели ее родные, пока пятого июня она не вернулась домой, чтобы отдохнуть и сшить себе несколько платьев.
- Она не говорила, что собирается выйти замуж?
- Нет.
Но она писала длинные письма, - он тогда не знал кому - и все время была чем-то угнетена и не совсем здорова. Дважды он видел ее плачущей, но ничего не сказал, понимая, что она не хотела, чтобы это заметили. Несколько раз ее вызывали по телефону из Ликурга, в последний раз четвертого или пятого июля, за день до ее отъезда, - он это хорошо помнит.
- А что она взяла с собой, когда уезжала?
- Свой чемодан и сундучок.
- И вы узнаете этот чемодан, если вам его показать?
- Да, сэр.
- Это он? (Один из помощников Мейсона принес чемодан и положил его на столик.)
Олден взглянул на чемодан, вытер глаза кулаком и сказал:
- Да, сэр.
А затем - подобными драматическими эффектами Мейсон старался сопровождать весь ход процесса - принесли сундучок Роберты, и Тайтус Олден, его жена, дочери и сыновья - все расплакались при виде его. И после того, как Тайтус подтвердил, что это действительно сундучок Роберты, чемодан и сундучок были вскрыты. И платья, сшитые Робертой, кое-какое белье, туфли, шляпы, туалетный прибор, подаренный Клайдом, фотографии матери, отца, сестер и братьев, старая поваренная книга, ложки, вилки и ножи, солонки и перечницы - подарки бабушки, которые Роберта бережно хранила для предстоящей семейной жизни, - все это было пересмотрено и опознано.
Это происходило вопреки протесту Белнепа, поскольку Мейсон обещал "связать" все с делом, - обещание свое он, впрочем, сдержать не смог, и соответственно судья распорядился изъять эти показания из протокола. Однако патетическая сцена произвела глубокое впечатление на умы и сердца присяжных. А Белнеп, критикуя тактические ухищрения Мейсона, добился лишь того, что сей джентльмен в ярости прогремел:
- Хотел бы я знать, кто здесь ведет обвинение?
- Республиканский кандидат на пост судьи нашего округа, я полагаю! ответил Белнеп, вызвав этим взрыв хохота, и Мейсон, выйдя из себя, закричал:
- Ваша честь! Я протестую! Это неэтичная и незаконная попытка примешать к делу совершенно не относящийся к нему политический вопрос.