Когда Клайд в своих показаниях дошел до этой минуты и ни ему, ни Джефсону, казалось, больше нечего было сказать, защитник, помолчав, вдруг произнес очень отчетливо и как-то особенно спокойно:
- Помните, Клайд: перед лицом господ присяжных, судьи и всех присутствующих в этом зале и превыше всего - перед господом богом вы торжественно поклялись говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Вы понимаете, что это значит, не так ли?
- Да, сэр, понимаю.
- Поклянетесь ли вы перед богом, что не ударили Роберту Олден, пока находились с нею в лодке?
- Клянусь. Я не ударил ее.
- И не бросили ее за борт?
- Клянусь. Я этого не делал.
- И не пытались так или иначе умышленно, злонамеренно перевернуть лодку или каким-либо иным способом добиться смерти мисс Олден?
- Клянусь, что нет! - горячо и взволнованно воскликнул Клайд.
- И вы можете поклясться, что это был несчастный случай, что он произошел без вашего умысла и намерения?
- Да, могу, - солгал Клайд; он чувствовал, что, борясь за свою жизнь, отчасти говорит правду; ведь и в самом деле все это случилось нечаянно и непреднамеренно, совсем не так, как он задумал. В этом он мог поклясться.
И тогда Джефсон, проведя большой сильной рукой по лицу, вежливо и бесстрастно оглядел суд и присяжных, многозначительно сжал тонкие губы и объявил:
- Обвинение может приступить к допросу свидетеля.
25
Все время, пока Клайда допрашивал защитник, Мейсон чувствовал себя, как неугомонная гончая, рвущаяся в погоню за зайцем, как борзая, которая вот сейчас, последним прыжком настигнет свою добычу. Его так и подмывало, ему не терпелось разбить вдребезги эти показания, доказать, что все это с начала до конца просто сплетение лжи, как оно отчасти и было на самом деле. И не успел Джефсон кончить, как он уже вскочил и остановился перед Клайдом; а тот, видя, что прокурор горит желанием уничтожить его, почувствовал себя так, словно его сейчас изобьют.
- Грифитс, у вас был в руках фотографический аппарат, когда она встала в лодке и направилась к вам?
- Да, сэр.
- Она споткнулась и упала, и вы нечаянно ударили ее аппаратом?
- Да.
- Я полагаю, при вашей правдивости и честности вы, конечно, помните, как в лесу на берегу Большой Выпи говорили мне, что у вас не было никакого аппарата?
- Да, сэр, я это помню...
- Конечно, это была ложь?
- Да, сэр.
- И вы говорили тогда с таким же пылом и убеждением, как теперь другую ложь?
- Я не лгу. Я объяснил здесь, почему я это сказал.
- Вы объяснили, почему вы это сказали! Вы объяснили, почему! Вы солгали тогда и рассчитываете, что вам поверят теперь, - так, что ли?
Белнеп поднялся, готовый запротестовать, но Джефсон усадил его на место.
- Все равно я говорю правду.
- И, уж конечно, ничто на свете не могло бы заставить вас солгать здесь снова - даже и желание избежать электрического стула?
