Керри не обратила никакого внимания на это указание. Такие вещи не интересовали ее.
— Сколько ты платишь за фунт мяса? — как-то спросил Герствуд.
— Разные бывают цены, — ответила Керри. — Филейная часть для бифштекса стоит, например, двадцать два цента фунт.
— А ты не находишь, что это очень дорого?
В том же духе продолжал он расспрашивать ее и о других продуктах, пока это не превратилось у него в какую-то манию. Герствуд узнавал цены и хорошенько запоминал их.
Вместе с тем он стал проявлять все большие способности в качестве посыльного. Началось, конечно, с мелочей. Однажды, когда Керри надевала шляпу, Герствуд остановил ее:
— Куда ты идешь, Керри?
— В булочную, — ответила она.
— Давай-ка я схожу, — предложил он.
Керри охотно согласилась, и Герствуд пошел за хлебом.
Каждый день под вечер, отправляясь на угол за газетами, он спрашивал ее:
— Тебе, может, что-нибудь нужно?
Постепенно Керри привыкла пользоваться его услугами. Но зато она лишилась своих еженедельных двенадцати долларов.
— Дай мне сегодня на хозяйство, — сказала она как-то утром, во вторник.
— Сколько тебе нужно? — спросил Герствуд.
Керри великолепно поняла смысл этого вопроса.
— Долларов пять, — ответила она. — Я задолжала за уголь.
Несколько позже, в тот же день, Герствуд заметил:
— Итальянец на углу продает уголь как будто дешевле, кажется, по двадцать пять центов за бушель. Я буду покупать у него.
Керри отнеслась к этому с полным равнодушием.
— Хорошо, — сказала она.
А потом уже пошло:
— Джордж, у нас весь уголь вышел.
Или:
— Джордж, сходи принеси мяса к обеду.
Герствуд узнавал во всех подробностях, что именно требуется, и отправлялся за покупками. Но следом за экономией пришла скаредность.
— Я купил только, полфунта говядины, — сказал он, как-то возвращаясь с газетами. — По-моему, мы никогда всего не съедаем.
Эта отвратительная мелочность изводила Керри. Она омрачала ее существование, наполняла тоской ее душу. О, как страшно изменился этот человек! Целый день он сидел дома на одном и том же месте и все читал и читал свои газеты. Казалось, мир потерял для него всякий интерес. Лишь изредка он выходил из дому, если была хорошая погода, — иногда часа на четыре, на пять, обычно между одиннадцатью и четырьмя.
Керри со всевозрастающей неприязнью и презрением наблюдала за ним.
Герствудом овладела полная апатия, так как он не видел выхода из создавшегося положения. С каждым месяцем его денежные запасы таяли. Теперь у него оставалось лишь пятьсот долларов, и он так цеплялся за них, словно эта сумма могла до бесконечности отдалять нужду. Сидя все время дома, он решил, что не стоит носить хорошее платье, и надевал какой-нибудь старенький костюм. Впервые это случилось, когда наступила плохая погода, но тогда он счел нужным извиниться перед Керри.
