- А - как же? Это точно дождик - каждая капля зерно поит. А начнете вы читать…
Он засмеялся, встал и начал ходить по комнате.
- Нет, вы учитесь!.. Павел придет, а вы - эгэ?
- Ах, Андрюша! - сказала мать. - Молодому все просто. А как поживешь, - горя-то - много силы-то - мало, а ума - совсем нет…
18
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала:
- Живете, иже - жи, земля, наш…
Постучались в дверь, мать вскочила, сунула книгу на полку и спросила тревожно:
- Кто там?
- Я…
Вошел Рыбин, солидно погладил бороду и заметил:
- Раньше пускала без спросу людей. Одна? Так. А я думал - хохол дома. Сегодня я его видел… Тюрьма человека не портит.
Сел и сказал матери:
- Давай-ка поговорим…
Он смотрел значительно, таинственно, внушая матери смутное беспокойство.
- Все стоит денег! - начал он своим тяжелым голосом, - Даром не родишься, не умрешь, - вот. И книжки и листочки - стоят денег. Ты знаешь, откуда деньги на книжки идут?
- Не знаю, - тихо сказала мать, чувствуя что-то опасное.
- Так. Я тоже не знаю. Второе - книжки кто составляет?
- Ученые…
- Господа! - молвил Рыбин, и бородатое лицо напряглось, покраснело. - Значит - господа книжки составляют, они раздают. А в книжках этих пишется - против господ. Теперь, - скажи ты мне, - какая им польза тратить деньги для того, чтобы народ против себя поднять, а?
Мать, мигнув глазами, пугливо вскрикнула:
- Что ты думаешь?..
- Ага! - сказал Рыбин и заворочался на стуле медведем. - Вот. Я тоже, как дошел до этой мысли, - холодно стало.
- Узнал что-нибудь?
- Обман! - ответил Рыбин. - Чувствую - обман. Ничего не знаю, а - есть обман. Вот. Господа мудрят чего-то. А мне нужно правду. И я правду понял. А с господами не пойду. Они, когда понадобится, толкнут меня вперед, - да по моим костям, как по мосту, дальше зашагают…
Он точно связывал сердце матери угрюмыми словами.
- Господи! - с тоской воскликнула мать. - Неужто Паша не понимает? И все, которые…
Перед нею замелькали серьезные, честные лица Егора, Николая Ивановича, Сашеньки, сердце у нее встрепенулось.
- Нет, нет! - заговорила она, отрицательно качая головой, - Не могу поверить. Они - за совесть.
- Про кого говоришь? - задумчиво спросил Рыбин.
- Про всех… про всех до единого, кого видела!
- Не туда глядишь, мать, гляди дальше! - сказал Рыбин, опустив голову.
- Те, которые близко подошли к нам, они, может, сами ничего не знают. Они верят - так надо! А может - за ними другие есть, которым - лишь бы выгода была? Человек против себя зря не пойдет…
И, с тяжелым убеждением крестьянина, он прибавил:
- Никогда ничего хорошего от господ не будет!
- Что ты надумал? - спросила мать, снова охваченная сомнением.
- Я? - Рыбин взглянул на нее, помолчал и повторил: - От господ надо дальше. Вот.
Потом снова помолчал, угрюмый.
- Хотел я к парням пристегнуться, чтобы вместе с ними. Я в это дело - гожусь, - знаю, что надо сказать людям. Вот. Ну, а теперь я уйду. Не могу я верить, должен уйти.
Он опустил голову, подумал.
- Пойду один по селам, по деревням. Буду бунтовать народ. Надо, чтобы сам народ взялся. Если он поймет - он пути себе откроет. Вот я и буду стараться, чтобы понял - нет у него надежды, кроме себя самого, нету разума, кроме своего. Так-то!
