Кто-то из них шлепнул босыми ногами о пол, кто-то сладко зевнул…
- Самовар готов! - крикнула мать.
- Встаем! - ответил Павел весело.
- Восходит солнце! - говорил хохол. - И облака бегут. Это лишнее сегодня - облака…
И вышел в кухню, растрепанный, измятый сном, но веселый.
- Доброе утро, ненько! Как спали? Мать подошла к нему и тихо сказала:
- Уж ты, Андрюша, рядом с ним иди!
- А конечно же! - прошептал хохол. - Пока мы вместе - мы всюду пойдем рядом, - так и знайте!
- Вы что там шепчетесь? - спросил Павел.
- Мы ничего, Паша!
- Она говорит мне - чище умывайся! Девицы будут смотреть! - ответил хохол, выходя в сени мыться.
- «Вставай, поднимайся, рабочий народ!» - тихо запел Павел.
День становился все более ясным, облака уходили, гонимые ветром. Мать собирала посуду для чая и, покачивая головой, думала о том, как все странно: шутят они оба, улыбаются в это утро, а в полдень ждет их - кто знает - что? И ей самой почему-то спокойно, почти радостно.
Чай пили долго, стараясь сократить ожидание. Павел, как всегда, медленно и тщательно размешивал ложкой сахар в стакане, аккуратно посыпал соль на кусок хлеба - горбушку, любимую им. Хохол двигал под столом ногами, - он никогда не мог сразу поставить свои ноги удобно, - и, глядя, как на потолке и стене бегает отраженный влагой солнечный луч, рассказывал:
- Когда был я мальчишкой лет десяти, то захотелось мне поймать солнце стаканом. Вот взял я стакан, подкрался и - хлоп по стене! Руку разрезал себе, побили меня за это. А как побили, я вышел на двор, увидал солнце в луже и давай топтать его ногами. Обрызгался весь грязью - меня еще побили… Что мне делать? Так я давай кричать солнцу: «А мне не больно рыжий черт, не больно!» И все язык ему показывал. Это - утешало.
- Почему оно тебе рыжим казалось? - спросил Павел! смеясь.
- А напротив нас кузнец был, краснорожий такой и с рыжей бородой. Веселый, добрый мужик. Так солнце, по-моему, на него было похоже…
Не стерпев, мать сказала:
- Вы бы о том поговорили, как пойдете!
- О решенном говорить - только путать! - мягко заметил хохол. - В случае, если нас всех заберут, ненько, к вам Николай Иванович придет, и он вам скажет, как быть.
- Хорошо! - вздохнув, сказала мать.
- На улицу бы пойти! - мечтательно проговорил Павел. - Нет, лучше дома посиди пока! - отозвался Андрей. - Зачем напрасно глаза мозолить полиции? Ты ей довольно хорошо известен!
Прибежал Федя Мазин, сверкающий, с красными пятнами на щеках. Полный трепета радости, он разогнал скуку ожидания.
- Началось! - заговорил он. - Зашевелился народ! Лезет на улицу, рожи у всех - как топоры. У ворот фабрики все время Весовщиков с Гусевым Васей и Самойловым стояли, речи говорили. Множество народа вернули домой! Идемте, пора! Уже десять часов!..
- Я пойду! - решительно сказал Павел.
- Вот увидите, - обещал Федя, - после обеда встанет вся фабрика!
И он убежал.
- Горит, как восковая свечечка на ветру! - проводила его мать тихими словами, встала и вышла на кухню, начала одеваться.
- Куда вы, ненько?
- С вами! - сказала она.
Андрей взглянул на Павла, дергая себя за усы. Павел быстрым жестом поправил волосы на голове и вышел к ней.
- Я тебе, мама, ничего не скажу… И ты мне ничего не говори! Ладно?
- Ладно, ладно, - Христос с вами! - пробормотала она.
27
Когда она вышла на улицу и услыхала в воздухе гул людских голосов, тревожный, ожидающий, когда увидала везде в окнах домов и у ворот группы людей, провожавшие ее сына и Андрея любопытными взглядами, - в глазах у нее встало туманное пятно и заколыхалось, меняя цвета, то прозрачно-зеленое, то мутно-серое.
С ними здоровались, и в приветствиях было что-то особенное Слух ее ловил отрывистые, негромкие замечания:
- Вот они, воеводы…
- Нам неизвестно, кто воеводит…
- Да ведь я ничего худого не говорю!..
