Мы — одиноки и таковыми пробудем до поры, пока безумие наше не побудит нас истребить друг друга.
А друзья за рубежом?
За рубежом — прекрасно дисциплинированные и патриотически настроенные те солдаты, которые считают нас — одни: предателями и изменниками, другие — бессильным народом, совершенно неспособным к государственному творчеству.
Нет, радоваться нечему, товарищ, но опомниться — пора! Если — не поздно.
«ВЕСЕЛЕНЬКОЕ»
«Новая Жизнь № 15 (229), 21 января (3 февраля) 1918 г.
Приехал человек из Москвы и, посмеиваясь, рассказывает:
«Идет ночью по улице некий рабочий, вдруг — из-за угла, навстречу ему два героя в солдатских шинелях с винтовками:
— Стой,— кричат.— Оружие есть?
Он выхватил револьвер из кармана и, не оплошав, нацелился в них.
— Есть,— говорит.— Руки вверх!
Герои испугались — винтовки-то у них, видимо, не заряжены были, а он — командует:
— Клади винтовки на землю. Снимайте шинели. Теперь — сапоги снимайте. А теперь — штаны. Ну, а теперь — бегите вдоль улицы и кричите — «караул».
Герои все это покорно исполнили, бегут босые и без штанов по снегу и добросовестно орут:
— Караул!
А рабочий платье их оставил на панели, винтовки снес в комиссариат и рассказал там это веселенькое приключение.
...Другой случай, подобный этому, разыгрался около Пушкина; напали двое воров на артельщика, который шел с завода к станции, напали — приказывают:
— Давай оружие!
Отдал он им незаряженный револьвер, а другой, с патронами, в заднем кармане брюк лежит. Сняли с него шубу, отобрали 52 тысячи денег и хотят идти своим путем, сказав ему:
— Благодари Бога, что цел остался.
С другим бы тем и кончилось, но артельщик был парень не дурак, взмолился он к ним:
— Братцы. Я человек служащий, деньги это не мои, а — заводские, хозяйские, жалованье рабочим, не поверят мне, что меня ограбили, скажут — сам я украл деньги. Знаков на мне никаких нет — прошу я вас: вот у меня еще две тысячи своих денег есть, я их отдаю вам, а вы мне постреляйте в пиджак, чтобы видно было — нападали на меня.
Воры — добрые ребята, поняли его затею, даже развеселились и давай ему пиджак расстреливать, он отведет полу в сторону, а они бац-бац в упор по пиджаку, так что даже материя тлеет.
— Ну,— говорят,— довольно.
А он просит их:
— Еще разик.
— Больше,— говорят,— патронов нет.
— Нет?
— Ни одного.
— Ну, когда так, — сказал артельщик, вынув заряженный револьвер, — давайте назад деньги, шубу, а то я вас...
Что делать? Струсили ребята, отдали все назад ему, а он, усмотрев в стороне около сторожки какие-то сани, говорит им:
— Тащите сани — везите меня на станцию.
Они повезли. Повезешь, коли затылок пули ждет».
* * *
Таких и подобных анекдотов становится все больше; их рассказывают почти без возмущения, веселеньким тоном. Хотят ли за этим скрыть то страшное, чем насыщен анекдот, или скрывают смутно чувствуемое собственное одичание?
