Мартин хотел было опять притянуть ее к себе, но побоялся, не слишком ли он жадничает, и лишь чуть напряглась рука. Но тут же он почувствовал, как Руфь подалась навстречу, и вот она уже опять в его объятиях и опять слились их губы.
– Что скажут мои родные? – вдруг в тревоге спросила Руфь в одну из тех минут, когда Мартин отпускал ее.
– Не знаю. Стоит захотеть, и мы в любую минуту это узнаем.
– А если мама против? Я просто боюсь ей говорить.
– Давай я скажу, – храбро вызвался Мартин. – По-моему, твоей матери я не по вкусу, но я уж сумею завоевать ее симпатию. Тот, кто сумел завоевать тебя, завоюет кого угодно. А если нам это не удастся…
– Да?
– Что ж, у тебя буду я, а у меня– ты. Но я думаю, миссис Морз согласится на наш брак, отказ нам не грозит. Она слишком тебя любит.
– Я не хотела бы разбить ей сердце, – задумчиво сказала Руфь.
Он готов был заверить ее, что материнское сердце разбить не так-то легко, но сказал другое:
– А любовь превыше всего.
– Знаешь, Мартин, иногда ты меня пугаешь. Вот и сейчас я думаю, какой ты теперь, какой был прежде, и мне страшно. Ты должен быть со мной очень, очень добрым. В конце концов, не забудь, я еще девчонка. Я никогда еще не любила.
– Я тоже. Оба мы – дети. И нам выпало редкое счастье, мы оба полюбили впервые – и не кого-нибудь, а друг друга.
– Но этого не может быть! – горячо воскликнула Руфь и порывисто высвободилась из объятии Мартина. – С тобой этого не может быть. Ты был матросом, а говорят, матросы… матросы…
Она осеклась, не договорила.
– Непременно заводят в каждом порту по жене? – подсказал Мартин. – Ты это хотела сказать?
– Да, – еле слышно ответила Руфь.
– Так ведь это не любовь, – убежденно сказал Мартин. – Я бывал во многих портах, а пока в первый раз не увидел тебя, понятия не имел о любви. Ты знаешь, когда я в тот вечер простился и ушел, маня чуть не арестовали.
– Арестовали?
– Да. Полицейский принял меня за пьяного. А я и вправду был пьян… от любви к тебе.
– Но ты сказал, что мы с тобой дети, а я сказала, с тобой этого не может быть, а потом мы отвлеклись.
– Я сказал, что до тебя никогда никого не любил, – ответил Мартин, – Ты моя первая любовь, самая первая.
– Но ведь ты был матросом, – возразила Руфь.
– А это вовсе не мешает мне полюбить тебя первую.
– Но у тебя были женщины… другие женщины…
И к величайшему изумлению Мартина Идена, она разразилась слезами, и потребовалось немало поцелуев и ласки, чтобы утихла эта буря. И все время в памяти Мартина вертелось киплинговское «И знатная леди, и Джуди О'Грэди по сути схожи они».
Так оно и есть, решил он теперь, хотя романы, которые он прочел, и уверили его было в другом. По романам он представлял себе, что в хорошем обществе девушка удостаивает мужчину вниманием только после того, как он, по всем правилам, попросит ее руки.
