Борис Пастернак. Тоска, бешеная, бешеная

Тоска, бешеная, бешеная

Тоска, бешеная, бешеная,

Тоска в два-три прыжка

Достигает оконницы, завешенной

Обносками крестовика.

Тоска стекло вышибает

И мокрою куницею выносится

Туда, где плоскогорьем лунно-холмным

Леса ночные стонут

Враскачку, ртов не разжимая,

Изъеденные серною луной.

Сквозь заросли татарника, ошпаренная,

Задами пробирается тоска;

Где дуб дуплом насупился,

Здесь тот же желтый жупел все,

И так же, серой улыбаясь,

Луна дубам зажала рты.

Чтоб той улыбкою отсвечивая,

Отмалчивались стиснутые в тысяче

Про опрометчиво-запальчивую,

Про облачно-заносчивую ночь.

Листы обнюхивают воздух,

По ним пробегает дрожь

И ноздри хвойных загвоздок

Воспаляет неба дебош.

Про неба дебош только знает

Редизна сквозная их,

Соседний север краешком

К ним, в их вертепы вхож.

Взъерошенная, крадучись, боком,

Тоска в два-три прыжка

Достигает, черная, наскоком

Вонзенного в зенит сука.

Кишмя-кишат затишьями маковки,

Их целый голубой поток,

Тоска всплывает плакальщицей чащ,

Надо всем водружает вопль.

И вот одна на свете ночь идет

Бобылем по усопшим урочищам,

Один на свете сук опылен

Первопутком млечной ночи.

Одно клеймо тоски на суку,

Полнолунью клейма не снесть,

И кунью лапу поднимает клеймо,

Отдает полнолунью честь.

Это, лапкой по воздуху водя, тоска

Подалась изо всей своей мочи

В ночь, к звездам и молит с последнего сука

Вынуть из лапки занозу.

Надеюсь, ее вынут. Тогда, в дыру

Амбразуры стекольщик вставь ее,

Души моей, с именем женским в миру

Едко въевшуюся фотографию.