В Москве он явился в Кремль и постучал рукой в какую-то дверь. Ему открыл красноармеец и спросил: "Что надо?"
- О Ленине тоскую, - отвечал Упоев, - хочу свою политику рассказать.
Постепенно Упоева допустили к Владимиру Ильичу.
Маленький человек сидел за столом, выставив вперед большую голову, похожую на смертоносное ядро для буржуазии.
- Чего, товарищ? - спросил Ленин. - Говорите мне, как умеете, и буду вас слушать и делать другое дело - я так могу.
Упоев, увидев Ленина, заскрипел зубами от радости и, не сдержавшись, закапал слезами вниз. Он готов был размолоть себя под жерновом, лишь бы этот небольшой человек, думающий две мысли враз, сидел за своим столом и чертил для вечности, для всех безрадостных и погибающих свои скрижали на бумаге.
- Владимир Ильич, товарищ Ленин, - обратился Упоев, стараясь быть мужественным и железным, а не оловянным. - Дозволь мне совершить коммунизм в своей местности! Ведь зажиточный гад опять хочет бушевать, а по дорогам снова объявились люди, которые не только что имущества, а и пачпорта не имеют! Дозволь мне опереться на пешеходные нищие массы!..
Ленин поднял свое лицо на Упоева, и здесь между двумя людьми произошло собеседование, оставшееся навсегда в классовой тайне, ибо Упоев договаривал только до этого места, а дальше плакал и стонал от тоски по скончавшемуся.
- Поезжай в деревню, - произнес Владимир Ильич на прощанье, - мы тебя снарядим - дадим одежду и пищу на дорогу, а ты объединяй бедноту и пиши мне письма: как у тебя выходит.
- Ладно, Владимир Ильич, через неделю все бедные и средние будут чтить тебя и коммунизм!
- Живи, товарищ, - сказал Ленин еще один раз. - Будем тратить свою жизнь для счастья работающих и погибающих: ведь целые десятки и сотни миллионов умерли напрасно!
Упоев взял руку Владимира Ильича, рука была горячая, и тягость трудовой жизни желтела на задумавшемся лице Ленина.
- Ты гляди, Владимир Ильич, - сказал Упоев, - не скончайся нечаянно. Тебе-то станет все равно, а как же нам-то.
Ленин засмеялся - и это радостное давление жизни уничтожило с лица Ленина все смертные пятна мысли и утомления.
- Ты, Владимир Ильич, главное, не забудь оставить нам кого-нибудь вроде себя - на всякий случай.
По возвращении в деревню Упоев стал действовать хладнокровнее. Когда же в нем начинало бушевать излишнее революционное чувство, то Упоев бил себя по животу и кричал:
"Исчезни, стихия!"
Однако не всегда Упоев мог помнить про то, что он отсталый и что ему надо думать: в одну душную ночь он сжег кулацкий хутор, чтобы кулаки чувствовали - чья власть.
Упоева тогда арестовали за классовое самоуправство, и он безмолвно сел в тюрьму.
В тюрьме он сидел целую зиму, и среди зимы увидел сон, что Ленин мертв, и проснулся в слезах.
Действительно, тюремный надзиратель стоял в дверях и говорил, что Ленин мертв, и плакал слезами на свечку в руке.
