Продавать быков осенью, а до тех пор ярма с них не снимать? Ну, и продадите кожу да кости. А я бы посоветовал тебе иначе: пустить сейчас весь скот, предназначенный для продажи, на нагул, а потом поставить его на откорм, подержать на концентратах и продать летом, когда на рынке скота мало и мясо дороже. А осенью и без вашего скота мяса будет хоть завались, и цена будет ниже. Хлебные излишки у вас есть. В чем же дело? Впрочем, смотрите сами, я не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Но ты все-таки подумай об этом… Во всяком случае, пару быков-старичков можно подкормить и продать теперь же. Ведь не на пропой же эти деньги пойдут, а на книги! Короче, чтобы через два месяца библиотека у вас была. Точка! Избу-читальню из хаты-развалюхи немедленно переведи в один из хороших кулацких домов, переведи в самый лучший, и ошибки не будет! Вторая точка! Избача пришлю к вам толкового парня и дам ему наказ ежедневно по вечерам проводить громкие читки. Третья точка!
— Подожди ты ставить точки! — взмолился красный от смущения Давыдов. — Русским языком говорю тебе, что библиотека будет, снять точку! Избу-читальню завтра же переведу в хороший дом, снять вторую! А вот с третьей точкой заминка… Избач у меня у самого есть на примете, мировой парень и агитатор хоть куда! Но работает он на производстве, вот в чем фактическое затруднение… Думаю, что окружком комсомола пойдет нам навстречу, а паренька я усватаю!
Нестеренко внимательно выслушал его, с непроницаемым видом кивая головой, смеясь одними глазами.
— До смерти люблю, когда командир энергичен и быстро принимает правильное решение… Но о своей читальне ты все-таки дослушай. Вчера побывал я там. Посещение, скажу тебе, не из приятных… Пустота и мерзость запустения! На окнах пыль. Полы давным-давно не мыты. Пахнет плесенью и еще черт знает чем. Прямо как в могильном склепе, ей-богу! А главное, книжонок — раз, два и обчелся, и те старье. На одной из полок обнаружил свернутый плакат, желтый от времени. Разворачиваю, смотрю рисунки, читаю:
Девкам видеть строй наш любо,
Бабки шамкают беззубо,
Умиляются отцы:
— А и да наши! Молодцы!
Дуй врагов и в хвост и в гриву! —
Пахарь, знай, взрыхляя ниву,
Что хранят твои труды
Всех трудящихся ряды.
Э-э-э, думаю, да ведь это — старый знакомый! Я этот плакат читал — и с той поры запомнил — еще в двадцатом году, на врангельском фронте! Слова-то Демьяна Бедного хороши и сейчас, но согласись, что в тридцатом году надо бы иметь что-то посвежее, имеющее отношение к нынешним дням, ну хотя бы к коллективизации…
— Глазастый ты человек и дотошный, — пробормотал скорее с одобрением, чем с неудовольствием все еще не пришедший в себя от смущения Давыдов.
— Мне положено и смотреть и помогать исправлять недостатки в работе, что и я делаю при полном к тебе расположении, Семен. Но все это присказки, а сказка впереди… Вот ты уехал сюда, в бригаду, бросил колхоз, передоверил Разметному все колхозные дела.
