Поднятая целина. Книга 2. Страница 216
А как только напорется на целину где-нибудь на повороте, так у него, у бедного, силенок и не хватает. Подымется вдыбки, как норовистый конь перед препятствием, постоит-постоит и опять вдарится колесами об землю, поспешает поскорее убраться обратно на пары, не под силу ему целина… Но иметь пару таких лошадок у нас в колхозе все равно было бы невредно, вот о чем я и думаю все-время. Дюже уж завидная в хозяйстве штука! Так меня это завлекло, что с дружком даже выпить не успели. Прямо с поля повернулся и поехал домой.
— Ты же думал в Мартыновскую МТС съездить? — спросил Разметнов.
— А какая разница — в МТС или в совхоз? И там трактора, и тут такие же. Да и далековато, а покос — вот он, на носу.
Разметнов хитро сощурился:
— А я, признаться, грешил на тебя, Макар, что ты по пути из Мартыновской завернешь в Шахты проведать Лукерью…
— И в мыслях не держал! — решительно сказал Нагульнов. — А вот ты, небось, бы заехал, знаю я тебя, белобрысого!
Разметнов вздохнул:
— Будь она моей предбывшей женой, я бы не только непременно заехал, но и прогостил у нее не меньше недели! — И уже шутливо добавил: — Я не такой соломенный тюфяк, как ты!
— Знаю я тебя, — повторил Нагульнов. И, подумав, тоже добавил: — Чертова бабника! Но и я не такой бегунец по бабам, как ты!
Разметнов пожал плечами:
— Я вдовцом живу тринадцатый год. Чего ты от меня хочешь?
— Вот потому ты и бегунец.
После короткого молчания Разметнов уже совершенно серьезно и тихо сказал:
— А может, я все двенадцать годов одну люблю, ты же не знаешь?
— Это ты-то? Поверю я тебе, как же!
— Одну!
— Уж не Марину ли Пояркову?
— Не твое дело — кого, и ты в чужую душу не лезь! Может быть, когда-нибудь, под пьяную руку, я и рассказал бы тебе, кого любил и доныне люблю, но ведь… Холодный ты человек, Макар, с тобой по душам сроду не поговоришь. Ты в каком месяце родился?
— В декабре.
— Я так и думал. Не иначе, тебя мать у проруби на льду родила — пошла за водой и по нечаянности разродилась прямо на льду: потому-то от тебя всю жизнь холодом несет. Как же тебе признаешься от сердца?
— А ты, видать, на горячей плите родился?
Разметнов охотно согласился:
— Дюже похоже! Потому от меня и пышет жаром, как при суховее. А вот ты — другое дело.
С досадой Нагульнов сказал:
— Надоело! Хватит об нас с тобой и об бабах разговаривать, давай лучше потолкуем об том, кому из нас в какую бригаду направляться на уборку.
— Нет, — возразил Разметнов, — давай уж прикончим начатый разговор, а кому в какую бригаду ехать — это мы успеем поговорить. Ты спокойночко рассуди, Макар, вот об чем: прозвал ты меня бегунцом, а какой же я бегунец по нынешним временам, ежели я вскорости вас обоих на свадьбу кликать буду?..
— Это ишо на какую свадьбу? — строго спросил Нагульнов.
— На мою собственную. Мать окончательно старухой стала, тяжело ей в хозяйстве, заставляет жениться.
— Ты же думал в Мартыновскую МТС съездить? — спросил Разметнов.
— А какая разница — в МТС или в совхоз? И там трактора, и тут такие же. Да и далековато, а покос — вот он, на носу.
Разметнов хитро сощурился:
— А я, признаться, грешил на тебя, Макар, что ты по пути из Мартыновской завернешь в Шахты проведать Лукерью…
— И в мыслях не держал! — решительно сказал Нагульнов. — А вот ты, небось, бы заехал, знаю я тебя, белобрысого!
Разметнов вздохнул:
— Будь она моей предбывшей женой, я бы не только непременно заехал, но и прогостил у нее не меньше недели! — И уже шутливо добавил: — Я не такой соломенный тюфяк, как ты!
— Знаю я тебя, — повторил Нагульнов. И, подумав, тоже добавил: — Чертова бабника! Но и я не такой бегунец по бабам, как ты!
Разметнов пожал плечами:
— Я вдовцом живу тринадцатый год. Чего ты от меня хочешь?
— Вот потому ты и бегунец.
После короткого молчания Разметнов уже совершенно серьезно и тихо сказал:
— А может, я все двенадцать годов одну люблю, ты же не знаешь?
— Это ты-то? Поверю я тебе, как же!
— Одну!
— Уж не Марину ли Пояркову?
— Не твое дело — кого, и ты в чужую душу не лезь! Может быть, когда-нибудь, под пьяную руку, я и рассказал бы тебе, кого любил и доныне люблю, но ведь… Холодный ты человек, Макар, с тобой по душам сроду не поговоришь. Ты в каком месяце родился?
— В декабре.
— Я так и думал. Не иначе, тебя мать у проруби на льду родила — пошла за водой и по нечаянности разродилась прямо на льду: потому-то от тебя всю жизнь холодом несет. Как же тебе признаешься от сердца?
— А ты, видать, на горячей плите родился?
Разметнов охотно согласился:
— Дюже похоже! Потому от меня и пышет жаром, как при суховее. А вот ты — другое дело.
С досадой Нагульнов сказал:
— Надоело! Хватит об нас с тобой и об бабах разговаривать, давай лучше потолкуем об том, кому из нас в какую бригаду направляться на уборку.
— Нет, — возразил Разметнов, — давай уж прикончим начатый разговор, а кому в какую бригаду ехать — это мы успеем поговорить. Ты спокойночко рассуди, Макар, вот об чем: прозвал ты меня бегунцом, а какой же я бегунец по нынешним временам, ежели я вскорости вас обоих на свадьбу кликать буду?..
— Это ишо на какую свадьбу? — строго спросил Нагульнов.
— На мою собственную. Мать окончательно старухой стала, тяжело ей в хозяйстве, заставляет жениться.