— Из Шахт или из Ростова, думаешь?
— Не обязательно. А может, из нашего хутора, почем ты знаешь?
— И это может быть, — подумав, сказал Давыдов. — Что же ты предлагаешь, Макар?
— Чтобы коммунисты глаза разули. Чтобы поменьше спали по ночам и потихонечку, потаенно, похаживали по хутору, востро глядели. Может, и не минует нас удача повстречать в хуторе либо за хутором того же Половцева или ишо кого-нибудь из подозрительных незнакомцев. Волки по ночам промышляют…
— Это ты нас к волкам приравниваешь? — еле заметно улыбнулся Давыдов.
Но Нагульнов не ответил улыбкой на улыбку, сдвинув разлатые брови, сказал:
— Они — волки, а мы — на волков охотники! Понимать надо!
— Не надо сердиться. Согласен с тобой, факт! Давай сейчас же соберем всех коммунистов.
— Не зараз, а попозже, когда люди спать ляжут.
— И это правильно, — согласился Давыдов. — Но только надо не патрулировать по хутору, а то ведь сразу насторожим казаков, а сидеть в засадах.
— Где же это сидеть? Где придется? Пустая затея! Легко было мне Тимошку караулить: окромя Лушки, ему некуда было податься, иного путя у него не было. А этих где ждать? Свет велик, и дворов в хуторе много, возле каждого не просидишь.
— А возле каждого и незачем.
— А по какому выбору?
— Узнаем, у кого заготовители покупали скот, и вот именно эти-то дворы и возьмем под наблюдение. Убитые наши товарищи по большей части возле подозрительных граждан вертелись, у них покупали скот… К кому-нибудь из них и потянутся бандиты… Понятно?
— Идейный ты человек! — убежденно сказал Нагульнов. — Очень толковые идеи иной раз приходят тебе в голову!
27
Половцев и Лятьевский снова поселились в горнице Островнова и жили в ней уже четвертый день. Они пришли на рассвете, через полчаса после того, как Разметнов, наблюдавший за домом Островнова из соседнего сада, зевнув в последний раз, поднялся и тихонько пошел домой, рассуждая про себя: «Выдумает же этот Семен чертовщину! Какой день уже гнемся по чужим забазьям, как конокрады или простые ворюги, хоронимся, не спим по всем ночам, а все без толку! Где они, эти бандиты? Караулим свою собственную тень… Надо поспешать, а то какая-нибудь позараняя баба встанет корову доить, увидит меня, и пойдет по хутору, как волна по речке: „Разметнова заря выкинула! Какая же это лихая баба так его прислала, пригрела, что он только на рассвете очухался?“ Ну, и пойдут трепать языками, авторитету мне подбавлять… Надо кончать с этим делом! Пущай ГПУ бандитов ловит, а нам нечего чекистские должности себе присваивать. Вот я пролежал ночь в саду, глядел так, что глаза чуть на лоб не вылазили, — а днем какой же из меня будет работник? Спать за столом в сельсовете? Глядеть на людей красными глазами? Опять же скажут: „Прогулял, чертяка, всю ночь, а теперь зевает, как кобель на завалинке!“ Опять же полный подрыв авторитета…»
