Тихий Дон. Книга 3. Страница 079
Алешка перевел дух, рванулся вперед. На груди его забился холостой рукав чекменя, рот повело в сторону. — Вы забрали их, кто сдуру набрехал, казнили, а вот купцов не трогаете! Купцы деньгой у вас жизню свою откупили! А нам и откупиться не за что, мы весь век в земле копаемся, а длинный рупь мимо нас идет. Они, каких расстреляли, может, и последнего быка с база согнали б, лишь бы жизню им оставили, но с них кострибуцию не требовали. Их взяли и поотвернули им головы. И ить мы все знаем, что делается в Вешках. Там купцы, попы — все целенькие. И в Каргинах, небось, целые. Мы слышим, что кругом делается. Добрая слава лежит, а худая по свету бежит!
— Правильна! — одинокий крик сзади.
Гомон вспух, потопил слова Алешки, но тот переждал время и, не обращая внимания на поднятую руку Штокмана, продолжал выкрикивать:
— И мы поняли, что, может, советская власть и хороша, но коммунисты, какие на должностях засели, норовят нас в ложке воды утопить! Они нам солют за девятьсот пятый год, мы эти слова слыхали от красных солдатов. И мы так промеж себя судим: хотят нас коммунисты изнистожить, перевесть вовзят.[7] Чтоб и духу казачьего на Дону не было. Вот тебе мой сказ! Я зараз как пьяный: что на уме, то и на языке. А пьяные мы все от хорошей жизни, от обиды, что запеклась на вас, на коммунистов!
Алешка нырнул в гущу полушубков, и над майданом надолго распростерлась потерянная тишина. Штокман заговорил, но его перебили выкриком из задних рядов:
— Правда! Обижаются казаки! Вы послухайте, какие песни зараз на хуторах сложили. Словом не всякий решится сказать, а в песнях играют, с песни короткий спрос. А сложили такую «яблочко»:
Кто-то некстати засмеялся. Толпа колыхнулась. Шепот, разговоры…
Штокман ожесточенно нахлобучил малахай и, выхватив из кармана список, некогда написанный Кошевым, крикнул:
— Нет, неправда! Не за что обижаться тем, кто за революцию! Вот за что расстреляли ваших хуторян, врагов советской власти… Слушайте! — и он внятно, с паузами стал читать:
«Данные враги советской власти не доставляются, ибо двое из них в отсутствии, мобилизованы в обывательские подводы, повезли до станции Боковской патроны. А Мелехов Пантелей лежит в тифу. С приездом двое будут немедленно арестованы и доставлены в округ. А третий — как только подымется на ноги».
Собрание несколько мгновений помолчало, а потом взорвалось криками:
— Неверно!
— Брешешь! Говорили они против власти!
— За такие подобные следовает!
— В зубы им заглядать, что ли?
— Наговоры на них!
— Правильна! — одинокий крик сзади.
Гомон вспух, потопил слова Алешки, но тот переждал время и, не обращая внимания на поднятую руку Штокмана, продолжал выкрикивать:
— И мы поняли, что, может, советская власть и хороша, но коммунисты, какие на должностях засели, норовят нас в ложке воды утопить! Они нам солют за девятьсот пятый год, мы эти слова слыхали от красных солдатов. И мы так промеж себя судим: хотят нас коммунисты изнистожить, перевесть вовзят.[7] Чтоб и духу казачьего на Дону не было. Вот тебе мой сказ! Я зараз как пьяный: что на уме, то и на языке. А пьяные мы все от хорошей жизни, от обиды, что запеклась на вас, на коммунистов!
Алешка нырнул в гущу полушубков, и над майданом надолго распростерлась потерянная тишина. Штокман заговорил, но его перебили выкриком из задних рядов:
— Правда! Обижаются казаки! Вы послухайте, какие песни зараз на хуторах сложили. Словом не всякий решится сказать, а в песнях играют, с песни короткий спрос. А сложили такую «яблочко»:
— Значит, есть на что жалиться!
Самовар кипит, рыба жарится,
А кадеты придут — будем жалиться.
Кто-то некстати засмеялся. Толпа колыхнулась. Шепот, разговоры…
Штокман ожесточенно нахлобучил малахай и, выхватив из кармана список, некогда написанный Кошевым, крикнул:
— Нет, неправда! Не за что обижаться тем, кто за революцию! Вот за что расстреляли ваших хуторян, врагов советской власти… Слушайте! — и он внятно, с паузами стал читать:
СПИСОКПротив обоих Мелеховых и Бодовскова в примечании, не прочтенном Штокманом вслух, было указано:
арестованных врагов советской власти, препровождающихся в распоряжение следственной комиссии при ревтрибунале 15-й Инзенской дивизии
№ № п/п Фамилия, имя, отчество
За что арестован Примечание
1 Коршунов Мирон Григорьевич
б/ атаман, богатей, нажитый от чужого труда.
2 Синилин Иван Авдеевич
Пущал пропаганды, чтобы свергнули советскую власть.
3 Кашулин Матвей Иванович
То же самое.
4 Майданников Семен Гаврилов
Надевал погоны, орал по улицам против власти.
5 Мелехов Пантелей Прокофьевич
Член Войскового круга.
6 Мелехов Григорий Пантелеевич
Подъесаул, настроенный против. Опасный.
7 Кашулин Андрей Матвеев
Участвовал в расстреле красных казаков Подтелкова.
8 Бодовсков Федот Никифоров
То же самое.
9 Богатырев Архип Матвеев
Церковный титор. Против власти выступал в караулке. Возмутитель народа и контра революции.
10 Королев Захар Леонтьев
Отказался сдать оружие. Ненадежный.
«Данные враги советской власти не доставляются, ибо двое из них в отсутствии, мобилизованы в обывательские подводы, повезли до станции Боковской патроны. А Мелехов Пантелей лежит в тифу. С приездом двое будут немедленно арестованы и доставлены в округ. А третий — как только подымется на ноги».
Собрание несколько мгновений помолчало, а потом взорвалось криками:
— Неверно!
— Брешешь! Говорили они против власти!
— За такие подобные следовает!
— В зубы им заглядать, что ли?
— Наговоры на них!