Дело дошло до главного, - зачем он и приехал. Пытливо и недоверчиво Василий Васильевич покосился на ряды знакомых лиц, - сухие, как на иконах, медно-красные, злые, распухшие от лени, с наморщенными лбами, - вытянулись, ожидая, что скажет князь Голицын, подбираясь к их кошелям... Василий Васильевич повел речь околицами... "Я-де раб и холоп ваш, великих государей, царей и великих князей и прочая, бью челом вам, великим государям, в том, чтобы вы, великие государи, мне бы, холопу вашему Ваське с товарищи, вашу, великих государей, милость как и раньше, так и впредь оказали и велели бы пресвятые пречистые владычицы богородицы, милосердные царицы и приснодевы Марии образ из Донского монастыря к войску вашему, государеву, непобедимому и победоносному, послать, дабы пречистая богородица сама полками вашими предводительствовала и от всяких напастей заступала и над врагами вашими преславные победы и дивное одоление являла..."
Долго он говорил. От духоты, от боярского потения туман стоял сиянием над оплывающими свечами. Окончил про образ Донской богородицы. Бояре, подумав для порядка, приговорили: послать. Вздыхали облегченно. Тогда Василий Васильевич уже твердо заговорил о главном: войскам третий месяц не плачено жалованья. Иноземные офицеры, - к примеру полковник Патрик Гордон, - обижаются, медные деньги кидают наземь, просят заплатить серебром, от крайности хоть соболями... Люди пообносились, валенок нет, все войско в лаптях, и тех не хватает... А с февраля - выступать в поход... Как бы опять сраму не получилось.
- Сколько же денег просишь у нас? - спросила Софья.
- Тысяч пятьсот серебром и золотом.
Бояре ахнули. У иных попадали трости и костыли. Зашумели. Вскакивая, ударяли себя рукавами по бокам: "Ахти нам!.." Василий Васильевич глядел на Софью, и она отвечала горящим взглядом. Он заговорил еще смелее:
- Были у меня в стану два человека из Варшавы, монахи, иезуиты. Есть у них грамота от французского короля, чтоб им верить. Предлагают они великое дело. Вам (привстав, поклонился Софье), пресветлым государям, от того дела быть должна немалая польза... Говорят они так: на морях-де ныне много разбойников, французским кораблям ходить кругом света опасно, много товаров напрасно гибнет. А через русскую землю путь на восток прямой и легкий - и в Персию, и в Индию, и в Китай. Вывозить, мол, вам товары все равно не на чем, купцы ваши московские безденежны. А французские купцы богаты. И чем вам без пользы оберегать границы, - пустите наших купцов в Сибирь и дальше, куда им захочется. Они и дороги порубят в болотах, и верстовые столбы поставят, и взъезжие ямы. В Сибири будут покупать меха, платить за них золотом, а ежели найдут руды, то станут заводить и рудное дело.
Старый князь Приимков-Ростовский, не сдержав сердца, перебил Василия Васильевича:
- От своих кукуйских еретиков не знаем куда деваться. А ты чужих на шею накачиваешь... Конец православию!..
- Едва англичан сбыли при покойном государе, - крикнул думный дворянин Боборыкин, - а ныне под француза нам идти?.. Не бывать тому.
Другой, Зиновьев, проговорил с яростью:
- Нам на том крепко стоять, чтоб их, иноземцев, древнюю пыху вконец сломить... А не на том, чтоб им давать промыслы да торговлю... Чтоб их во смирение привести... Мы есть Третий Рим...
- Истинно, истинно, - зашумели бояре.
Василий Васильевич оглядывался, от гнева глаза посветлели, дрожали ноздри...
- Не менее вашего о государстве болею... (Он повысил голос.) Грудь... (Он ударил перстнями по кольчуге.) Грудь изорвал ногтями, когда узнал, как французские министры бесчестили наших великих послов Долгорукова и Мышецкого... Поехали просить денег с пустыми руками, - честь и потеряли на том... (Многие бояре густо засопели.) А поехали бы с выгодой французскому королю, - три миллиона ливров давно бы лежали в приказе Большого дворца. Иезуиты клялись на Евангелии: лишь бы великие государи согласились на их прожект и Дума приговорила, - а уж они головой ручаются за три миллиона ливров, кои получим еще до весны.
